79 / 162
79
ÄÎÍ_íîâûé 13/1
игранными «душами мужеского пола» отпустила их семьи. Среди них были и предки
Лапиных. Поселили крестьян на мелководной степной речке, по берегам которой
росли развесистые ивы, по-здешнему вербы. После отмены крепостного права
хутор Вербовый с его разросшимся к тому времени населением вошёл в систему
войска Донского. Не получив казачьих привилегий, донские крестьяне не несли и
обязательных воинских тягот, связанных со службой в конных полках, а служили в
пехоте и артиллерии. Мать моя смутно помнила, как дед уходил на русско-японскую
войну. Запомнилась подвода с солдатскими сундучками, длинная юбка бабушки, за
которую она хваталась руками, пока шли провожать мобилизованных до ветряка, и
слёзы взрослых. Несмотря на слёзы, ей было не страшно, только очень любопытно.
Матери едва минуло четыре, и она не могла знать, что вся её жизнь и самые невос-
полнимые потери будут связаны с войнами.
Впрочем, самому деду воевать больше не пришлось. К четырнадцатому году ему
перевалило за сорок, и он вышел из призывного возраста. В отличие от деда, бабушка
Елена Михайловна была чистокровной казачкой из соседнего хутора Талового. Оба
хутора тянулись вдоль одной речки и даже смыкались крайними домами, но разница
была заметна сразу: казаки жили просторнее, земли у них было больше и дома, назы-
ваемые куренями, стояли реже, в отдалении друг от друга. Несмотря на некоторую
натянутость отношений, жители обоих хуторов ходили в одну церковь, а детвора – в
одну школу при церкви, построенной почти на самой меже. Там, в школе и в церкви,
сначала познакомились, а потом начали встречаться и полюбили друг друга Алёна с
Василием. Любовь их оказалась простой и редкой – с детства до смерти. Суждено ей
было выдержать лишь одно испытание – в самом начале. Отец Алёны, уязвлённый в
казачьей гордости, наотрез отказался отдать дочку за «хохла», как называли казаки
соседних крестьян, хотя те и не имели ничего общего с Украиной. Но слово «хохол»
резче подчёркивало сословную разницу, придавая ей национальный оттенок, что,
видимо, льстило казачьей самобытности.
Сначала против заблудшей дочери предполагалось применить испытанное верное
средство: «Отстегаю падлянку вожжами до полусмерти! Дурь выбью!» Но дочь ска-
зала твёрдо: «Хочь до смерти бейте, не покорюсь!» Нужно сказать, что Алёна была
дочерью единственной и любимой, и отец загоревал всерьёз. Долго ночью беспокойно
ворочаясь на пуховой перине, обсуждал он с матерью тягостную ситуацию и наконец
принял решение, которое казалось мудрым и обнадёживающим. Алёне объявили, что
если она не покорится родительской воле, за ней не дадут приданого. А приданое
предполагалось внушительное, и родители крепко надеялись на корысть жениха,
верили, что влечёт его не одна Алёна, но и лошадь и пара быков, что были за ней
обещаны. Но нашла коса на камень. Василий проявил и свою гордость и заявил во
всеуслышание, что рад взять Алёну без приданого, чтобы ничем не быть обязанным
богатой и заносчивой родне. На этом борьба самолюбий не кончилась. По обычаю в
состав приданого входила вещь, без которой выходить замуж молодой казачке счи-
талось позорно, – крытая сукном шуба на лисьем меху. Идти без быков и коня Алёна
решилась, но без шубы сочла унизительным. И произошло для всех неожиданное:
дочь людей искони вольного рода пошла в услужение в помещичью усадьбу, чтобы
заработать деньги и купить шубу самостоятельно, без отцовской поддержки. Ахнули
и отец, и Василий, но Алёна была непреклонна и преподала урок, который всем по-
шёл на пользу. Перед лицом такой непреклонности и самостоятельности мужчины
сблизились и примирились, а Алёна завоевала то уважение, которое уже никогда не
утратила за долгие годы замужней жизни. Обычно мягкая и уступчивая, если она
говорила «нет», дед знал, что в этом редком случае нужно послушать жену. Короче,
Алёна обладала редким и счастливым характером, унаследовав от отца твёрдость
нрава, а от матери доброту и разум. В жизни подобные качества помогают перенести