84 / 162
84
Íåèçáåæíîñòü
ведавшим о любви даже в книжном её изображении, не только о сути самой, я это
чувство испытал, как, может быть, никогда уже не испытывал. Впрочем, рассказывать
долго нечего. Однажды вышел я на улицу, чтобы поиграть с приятелями, и увидел
незнакомую девочку. Девочку, которая, как потом оказалось, у какой-то родствен-
ницы недолго жила, потому что внезапно родителей потеряла, что по тем временам
не редкость было. Я хорошо её помню и сейчас – худенькая, невзрачная, молчали-
вая. Да и проявить себя никак ещё не сумела среди незнакомой детворы. Кажется,
мы даже парой слов не перекинулись. Но вот я вернулся домой, вечер был, и мама
обратила внимание на какое-то ненормальное моё состояние. То есть не сумасшед-
шим, а именно не отвечающим норме, не могу, впрочем, сказать, как я выглядел со
стороны – возбуждённым был или, напротив, отсутствующим. Не помню, потому
что весь в себя был погружён, охвачен непонятным. Зато помню хорошо ночь, как
я не мог заснуть, а в окно сквозь щели в ставнях-жалюзи пробивался яркий лунный
свет, голубоватыми отрубленными полосками ложился на одеяло. Потом дорожка
этих полосок обрывалась, и только одна никелированная шишка на кроватной спинке
светилась ярко. Я, как загипнотизированный, смотрел на это блистающее холодным
блеском пятно, большую звезду, до которой можно было дотянуться рукой, и мне
ничего не хотелось, я в первый, а может быть и в последний раз в жизни был аб-
солютно счастлив, даже не понимая, что обязан этим погружением в невероятное
появлению невзрачной девочки на нашей улице.
Конечно, такое не могло продолжаться долго. Да и девочка исчезла вскоре, уехала.
Я так и не познакомился с ней. Не помню, как и звали её.
И ещё раз я смотрел на блистающий отражённым светом шар, но на этот раз
испытывая боль разбитого сердца. Тут уж никакого наваждения. Ведь дружбы дет-
ская душа жаждет открыто и осознанно. И у меня такой друг появился. Человек, с
которым я разделил первые тайны, неведомые родителям. Не помню, впрочем, что
это были за тайны... И дружба, как мне показалось, возникла вечная. Породило её
немаловажное с моей точки зрения событие. Мы с другом – имя его я помню, но вот
даже сейчас произносить не хочется, потому и называю просто другом, вкладывая в
слово горько-ироническую интонацию... Итак, мы с другом, копаясь в неиссякаемом
источнике наших уличных радостей, всё в той же сточной канаве, ныне прикрытой
каменной мостовой, нашли целое сокровище – две старинных больших пуговицы
цветного стекла в медной оправе. Находка эта вызвала во мне романтическую идею
превратить пуговицы в своего рода символ нашей нерушимой дружбы – каждый
должен был хранить одну как залог верности. И действительно, несколько дней
хранили, молча и скрытно от всех показывая друг другу свои талисманы, как бы
говоря: сколько бы ни было людей вокруг, наша дружба – единственная.
И вдруг... Всё рухнуло. Самым низким, предательским образом.
Заикаясь и, видимо, не без душевной муки друг попросил мою пуговицу, потому
что ему угрожает некий Анчута, местный полухулиган, любитель раздавать подза-
тыльники всем, кто помладше и послабее. Друг не уберёг потаённый талисман,
Анчута увидел пуговицу и теперь требует себе, чтобы нашить на магистерский
плащ, – все мы тогда были под впечатлением фильма «Александр Невский» и вели
рукопашные сражения, в которых Анчута выступал предводителем захватчиков, что
вполне соответствовало его характеру. Нужно сказать, что в отличие от безусловной
победы на Чудском озере наши сражения шли с переменным успехом, и считаться с
требованием Анчуты приходилось всерьёз. В противном случае жизнь моего друга
могла превратиться в пытку. Всем известно, как живётся малышу, если его невзлю-
бит хулиган-заводила. Конечно же, такого я допустить не мог и скрепя сердце отдал
свою пуговицу, чтобы избавить друга от оплеух и унижений.
В этом чистом порыве я не задумался над некоторыми несуразностями в его рас-