103 / 184
103
ДОН_новый 15/1-2
падало: в дороге остановится, колбасы нарежет, сыру, закусывает и выпивает;
когда в добром духе, — и мне кусок кинет, как собаке. В руки никогда не
давал, нет, считал это для себя за низкое. Но как бы то ни было, а с лагерем
же не сравнить, и понемногу стал я запохаживаться на человека, помалу, но
стал поправляться.
Недели две возил я своего майора из Потсдама в Берлин и обратно, а по-
том послали его в прифронтовую полосу на строительство оборонительных
рубежей против наших. И тут я спать окончательно разучился: ночи напролёт
думал, как бы мне к своим, на родину сбежать.
Приехали мы в город Полоцк. На заре услыхал я в первый раз за два года,
как громыхает наша артиллерия, и знаешь, браток, как сердце забилось?
Холостой ещё ходил к Ирине на свиданья, и то оно так не стучало! Бои шли
восточнее Полоцка уже километрах в восемнадцати. Немцы в городе злые
стали, нервные, а толстяк мой всё чаще стал напиваться. Днём за городом с
ним ездим, и он распоряжается, как укрепления строить, а ночью в одиночку
пьёт. Опух весь, под глазами мешки повисли…
«Ну, —думаю, —ждать больше нечего, пришёл мой час! И надо не одному
мне бежать, а прихватить с собою и моего толстяка, он нашим сгодится!»
Нашёл в развалинах двухкилограммовую гирьку, обмотал её обтирочным
тряпьем, на случай, если придётся ударить, чтобы крови не было, кусок теле-
фонного провода поднял на дороге, всё, что мне надо, усердно приготовил,
схоронил под переднее сиденье. За два дня перед тем как распрощался с
немцами, вечером еду с заправки, вижу, идёт пьяный, как грязь, немецкий
унтер, за стенку руками держится. Остановил я машину, завёл его в развалины
и вытряхнул из мундира, пилотку с головы снял. Все это имущество тоже
под сиденье сунул и был таков.
Утром двадцать девятого июня приказывает мой майор везти его за город, в
направлении Тросницы. Там он руководил постройкой укреплений. Выехали.
Майор на заднем сиденье спокойно дремлет, а у меня сердце из груди чуть не
выскакивает. Ехал я быстро, но за городом сбавил газ, потом остановил ма-
шину, вылез, огляделся: далеко сзади две грузовых тянутся. Достал я гирьку,
открыл дверцу пошире. Толстяк откинулся на спинку сиденья, похрапывает,
будто у жены под боком. Ну, я его тюкнул гирькой в левый висок. Он и го-
лову уронил. Для верности я его ещё раз стукнул, но убивать до смерти не
захотел. Мне его живого надо было доставить, он нашим должен был много
кое-чего порассказать. Вынул я у него из кобуры «парабеллум», сунул себе
в карман, монтировку вбил за спинку заднего сиденья, телефонный провод
накинул на шею майору и завязал глухим узлом на монтировке. Это чтобы
он не свалился на бок, не упал при быстрой езде. Скоренько напялил на себя
мундир и пилотку, ну, и погнал машину прямиком туда, где земля гудит, где
бой идёт.
Немецкий передний край проскакивал меж двух дзотов. Из блиндажа
автоматчики выскочили, и я нарочно сбавил ход, чтобы они видели, что
майор едет. Но они крик подняли, руками махают, мол, туда ехать нельзя, а