175 / 224
175
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
свинца», а у нас на 2000 вёрст — огромное пространство, на котором можно
«замотать, окружить и уничтожить любую армию», на него не хватит даже
проволоки, ни то что артиллерии, — и «всё-таки французская тактика». Что
же касается тыла, он также катастрофичен: «Наверху — мистика, Вера в Бо-
жественный промысел…Посередине глубокое недовольство и желание пере-
мены — хотя бы и революции… Кругом разврат небывалый. В Петрограде
так веселятся, как никогда». Разумеется, при таком ужа-сающем положении
дел у Саблина возникает вопрос: как же не бороться и не донести об этом
верхним эшелонам власти. Но в ответ он слышит неутешительное: «Писать
доклады, проекты? Всё кладётся под сукно».
Очень скоро Саблин все эти картины увидит собственными глазами.
Встретившись со своим когда-то вышколенным строевым корпусом, он с
трудом узнаёт его: «безразличные тупые лица», в грязных, старых шинелях,
большинство без погон, оборванные, в лаптях, опорках, башмаках, редко в
сапогах, они не отдавали чести, не знали ружейных приёмов. Его поразило
то, что они были либо очень молодые, либо старше 30 лет: «середина»—вы-
бита, уничтожена. «Настоящих солдат в России не осталось», лишь «сырой
материал». И он вспомнил уроки тактики и стратегии: «Армии, разбитые
на полях сражения, разбиты задолго до самого сражения». С этого момента
Саблин понял непоправимость случившегося: армия обречена на гибель. А
с ней и Россия. Неуправляемая стихия бушевала по бескрайним просторам
страны. Писатель поверяет трагические события сознанием, прежде всего,
представителей военной среды самых различных чинов и званий. Своео-
бразный итог подводит старый унтер-офицер, слушая пламенную речь «о
завоевании революции» Керенского, отправляющего в изгнание императо-
ра и его семью: «Да где же эти завоевания, когда почитай по всему фронту
наши отступили, а по всей армии, слыхать, бунты идут!» Роман завершается
потрясающей катастрофой. Отчаливает от родных берегов в изгнание много-
страдальная Россия. Но как велика вера её в возрождение! Один из истинных
патриотов — Осетров уверяет: «А выживет Россия. Выживет. Сильная она
до чрезвычайности … Нет сильнее её… И вымирала и выгорала не раз, а
вставала всякий раз лучше и красивее».
Каждое историческое время выдвигает свой образец романа, концепция
которого формируется под знаком судьбы самого автора. Роман П. Краснова
был завершён в 1922 году, последняя книга А. Толстого «Хождение по мукам»
— 22 июня 1941 года, М. Шолохова «Тихий Дон» — в 1940. Но ещё не за-
кончилась Великая Отечественная война, а у Б. Пастернака, поэта-лирика, не
склонного до сих пор к эпической прозе, возникает, по его словам, «состояние
физической мечты» о книге «с дымящейся совестью», «переворотом в размере
мировом», где история воспринимается, как «вторая вселенная», а главный
герой —Юрий Живаго — «равнодействующая» между Блоком и собой.
«Доктор Живаго», отданный автором для прочтения итальянскому жур-
налисту, аккредитованному в СССР, не был возвращён адресату, и вскоре
вышел в свет в Италии. Присуждение Б. Пастернаку Нобелевской премии
вызвало волну безумного негодования. Но вот как писатель отвечал пред-
ставителю ЦК на призыв «покаяться»: «Я написал то, что думаю, и по сей
день остаюсь при этой мысли. Может быть, ошибка, что я не утаил его от
других. Уверяю Вас, я бы его скрыл, если бы он был написан слабее. Но он