170 / 224
170
«Óæàñîì ðàçúÿâøèõñÿ âðåì¸í...»
войны. Чубатому, самостийнику Дона и казаку-рубаке, он, который никогда
не кланялся пулям, перед атакой говорит: «А я боюсь, и не совестно мне…
Что ежли зараз повернуться и—назад?» На что тот ему отвечает: «Ты из лица
пожелтел, Гришка… Ты либо хворый, либо… кокнут нынче тебя». Но таких
«хворых» среди воюющих казаков к тому времени было предостаточно. После
ожесточенного боя Мишка Кошевой в исступлении кричит: «Дураков учить
надо! Учить… Сука народ! Хуже! Кровью весь изойдёт, тогда поймёт, за что
его по голове гвоздют!» И тот же Чубатый его вразумляет: «Ты об присяге
помнишь? Ты присягал аль нет?» Но пройдёт ещё совсем немного времени,
потускнеет патриотический пыл и Чубатого. Он всё более будет склоняться
к «выходу из войны», к мысли об изменниках генералах, немецких шпионах,
мутивших народ, к немке-императрице». Что же касается дру-гих казаков
первого призыва, они испытывают те же недовольства: пора кончать войну
и разойтись по домам. Кроме того, в сознании некоторых начинает пробуж-
даться чувство интернационального единения, сострадания и гуманизма к
человеку, независимо от его национальности. Так Валет отпускает пленного
немца, пожимая его мозолистую руку и приговаривая: «Беги, у меня к тебе
злобы нету… Я — рабочий… За что я буду убивать тебя!» Недовольство 3-х
летней войной переключалось и на структуры власти и совсем ещё недавно
такого любимого монарха. В песнях казаки теперь хулят царя и проклинают
его деяния, похожие на «тяжёлые хомуты». Тот же «старорежимный» Чубатый
заявляет: «А царёк-то у нас хреновый, нечего греха таить», и мечтает о силь-
ной для России личности. Тем более, иного отношения к монарху не может
быть у таких казаков, как большевик Гаранжа. Встретившись с Григорием
Мелеховым в госпитале, он преподаёт ему урок политической грамоты: «Царь
— пьянюга, царица — курва, паньским грошам от войны прибавка, а нам
на шею… удавка». В такие моменты писатель, словно в зеркале, рассматри-
вает эволюцию, происходящую в сознании Мелехова, замечая, как «изо дня
в день» Гаранжа «внедрял в его ум досель неизвестные истины». С ужасом
Григорий сознавал, что «умный и злой украинец» постепенно и неуклонно
разру-шает все его прежние понятия о царе, Родине, о его казачьем воинском
долге. Га-ранжа ему вещает: «Чёрная глухота у народа. Война его побудит».
А далее совсем уж «диковинное»: когда не будет «дурноедской власти», а
станет власть «рабочая и хлеборобская», войны совсем прекратятся, так как
драться будет не с кем и не за чем: «Граници — геть! Чорну злобу — геть!
Одна по всему свиту будэ червона жизнь».
Объединяющая Россию идея: царь — вера — народ распадалась. Но
менталитет народа, его генетическая природа складывались веками так, что
без «идеала» национальное сознание стиралось. В экстремальные времена
особенно нужен был фетиш такого рода, чтобы отвечал самым сокровенным
народным чаяниям. И вот уже до казаков долетают «большевистские слухи»
о загадочном имени Ленин, ко-торое обрастает всеми ожидаемыми благами.
Казак Чикамасов с затаённой верой и надеждой представляет его так: «Сам
он из донских казаков: станицы Великокня-жеской, служил батарейным. И
личность у него подходящая как у низовых казаков: скулья здоровые и опять
же — глаза». Но главное — он против войны. Правда, по-иному восприни-
мают «идеал» старики-казаки, те, что прошли ранее не одну войну и теперь
оставались в станицах. Когда купец Мохов сообщает станичникам, что царь
отрёкся, те недоумевают: «Как же без царя-то?.. Отцы наши и деды при царях