165 / 224
165
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
лев»). В заключение на вопрос «одолеем ли немца» капитан уверенно от-
вечает: «Думаю, одолеем: страна, народ с нами — вот в чём наша сила». Но
в этой уверенности где-то подспудно пробивается тревожный вопрос: а что,
если это единство распадётся, что будет с «несокрушимой нашей силой»?
И вдруг невольная тревога, ещё туманно, но всё настойчивее начинает про-
рываться за услышанной песней в солдатской среде «о буйной головке»,
которая покатилась по траве, и особенно — в её припеве: «Ах, весёлый
разговор, покатилась по траве». В нём улавливалось какое-то устрашаю-
щее пренебрежение к смерти, когда человеческая жизнь утрачивает всякую
ценность. «Почему «весёлый», и кто эти люди в шинелях и гимнастёрках
вербовного цвета?» — задаёт писатель себе беспокойный вопрос, и тут же
приглушает его мно-гозначительным ответом: «Тайна солдатского естества
— для меня, по крайней мере,— не раскрылась». Но не пройдёт и двух лет,
и она раскроется: вырвется всё разрушающими протуберанцами, когда чело-
веческая жизнь ценою братоубийственных преступлений будет исчисляться
миллионами смертей.
Конечно, малые литературные жанры не могли дать глубокого обобщаю-
щего изображения столь грандиозного исторического события, как Мировая
война 1914 г. Это было делом произведений эпического масштаба. Но для
них требовалась дистанция времени. В какой-то мере она обусловливалось
и чрезвычайной актуальностью событий, «переживание» которых букваль-
но рвалось из «недр» души, требовало живого вдумчивого синтетического
осмысления. Первыми такими произведениями стали романы: А.Н. Толстого
«Хождение по мукам», М.А. Шолохова «Тихий Дон» и П.В. Краснова «От
двуглавого орла до серпа и молота», изданного в эмиграции в 1922 г. Среди
других романов более позднего времени—С. Сергеева-Ценского «Брусилов-
ский прорыв», Б. Пастернака «Доктор Живаго» и А. Солженицына «Красное
колесо».
Весьма спорен и противоречив роман А. Толстого, на котором лежит гу-
стой отсвет советской идеологии. Его первая книга «Сёстры», создаваемая в
эмиграции (1919 – 1921), по возвращении на родину в 1923 году подверглась
значительной переделке, а 2-я и 3-я: «Восемнадцатый год», «Хмурое утро»
были уже изначально сориентированы на марксистско-ленинское направле-
ние в литературе. Мировозрение писателя в корне менялось. Это ощущалось
не только в романе, но и статьях. Если в первом варианте романа «Сестры»
война воспринималась, как очистительная, как общенародное дело, объединя-
ющее в патриотическом порыве все слои российского населения, во втором,
— уже как историческое событие, которое неизбежно перейдёт в иную со-
циальную фазу: патриотический подъём народа писатель снял. Характерен
эпизод: Арнольдов, корреспондент газеты «Слово народа», обращается к
крестьянину, участнику боевых действий, с вопросом: был ли «патриоти-
ческий подъём» среди крестьян, на что тот отвечает: «Да, поднялись. Отчего
не пойти? Всё-таки посмотрят, как там и что. А убьют — всё равно и здесь
помирать. Землишка у нас скудная, перебиваемся с хлеба на квас. А там, все
говорят, два раза мясо едят и сахар, и чай, и табак, — сколько хочешь, кури».
Смысл и цели войны народ не понимает. Его интересы и правящих классов
полярны. Более того, во втором варианте романа «Сёстры» солдатская масса
смотрит на войну, как на своего рода наваждение, противоестественное при-