Previous Page  17 / 186 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 17 / 186 Next Page
Page Background

17

ДОН_новый 15/3-4

не только неизбежность конца «полевой» страны (при этом в нём обострялось

противоречие между «разумными», необходимыми и вечными ценностями), но

и обескураживающую бедность внутренней культуры. Под «знаком» гоголевской

сатиры в очерке «Железный Миргород» он утверждает: «Там из Москвы, нам

казалось, что Европа — это самый обширный рынок распространения наших

идей в поэзии, а теперь я вижу: Боже мой! До чего прекрасна и богата Россия в

этом смысле. Кажется, нет такой страны и быть не может». И далее: «Сами аме-

риканцы — народ весьма примитивный со стороны внутренней культуры. Вла-

дычество доллара съело в них все стремления к каким-либо сложным вопросам.

Американец всецело погружается в бизнес и остального знать не желает».

Выступления поэта среди русских эмигрантов нередко заканчивались скан-

далами. Было невыносимо читать сенсационную прессу, в которой он пред-

ставлялся только как молодой муж прославленной Айседоры или коммунист,

прибывший с целью пропаганды большевистских идей. Одно из своих писем он

заканчивает душераздирающим криком, интерпретированным строками героя

Н.Гоголя из «Записок сумасшедшего»: «Развейтесь, кони! Неси мой ямщик!

Матушка, пожалей своего бедного сына! А знаете? У алжирского бея под самым

носом шишка!».

Возвратился С. Есенин в Россию в августе 1923 г. без Айседоры Дункан. За

рубежом они расстались. Трудно было представить этот брак долгосрочным уже

только потому, что супруги говорили на разных языках (Айседора знала многие

европейские языки, но по-русски — ни слова. С. Есенин владел только русским

языком). Но что изменил этот долгий зарубежный вояж в мировосприятии поэта?

На этот вопрос современники давали диаметрально противоположные оценки.

А. Мариенгоф, например, который был весьма близок к поэту, заметил, что

уехал он «надломленным», а приехал «сломленным». Но, вероятно, всё обстояло

гораздо сложнее. В творчестве С. Есенина всё-таки намечается некоторый сти-

мулирующий сдвиг: он заявляет новые темы, героев, его лирическое «я», словно

прозревает, увидев ранее невиданное. «Вот так страна! Какого ж я рожна кричал

в стихах,/ Что я с народом дружен…». Он пишет целый ряд стихотворений, поэм,

баллад, в которых передаёт своё стремление постигнуть героические свершения

своего времени, понять новые идеи и их носителей. («Поэма о 36», «Баллада о 26

бакинских комиссарах», «Русь Советская», «Возвращение домой», «Стансы»…)

Но как эти произведения уступают прежней раскованности, захватывающей

многоцветности, покоряющей музыкальности звука! Нет в них лирической пре-

лести образов и органического «струения» ритма; они уступают место рваной,

короткой строке, в которой эпичность «факта» становится превалирующим

явлением. Он создаёт великолепную поэму «Анна Снегина», но судьба героини

и поэтического «Я», ввергнутых в водоворот революционных событий, преоб-

ладают в ней. Многие стихотворения эпической ориентации этого периода пре-

терпевают неоднократные правки, в первоначальных вариантах более обостряя

социальные сдвиги. Так, если в «Возвращении на родину» исключены строки,

отражающие смятение и растерянность души («Россия! Кто ты?Марево иль путь?

Куда же мне, куда теперь идти?»), в стихотворении «Метель» неприятие новых

идей выражено со всей откровенностью («Живой души не перестроить ввек./

Знать потому и с Марксом я не слажу,/ что он чужой мне,/ Скучный человек»).

Поэт обращается к образу Ленина. Но, назвав его «капитаном земли», «суровым

гением», далее заявить о нём по-маяковски: «Я себя под Лениным чищу» он,