91
ДОН_новый 15/1-2
Выломав из плетня сухую искривленную хворостинку, он с минуту молча
водил ею по песку, вычерчивая какие-то замысловатые фигуры, а потом за-
говорил:
—Иной раз не спишь ночью, глядишь в темноту пустыми глазами и дума-
ешь: «За что же ты, жизнь, меня так покалечила? За что так исказнила?» Нету
мне ответа ни в темноте, ни при ясном солнышке…Нету и не дождусь! —И
вдруг спохватился: ласково подталкивая сынишку, сказал: — Пойди, милок,
поиграйся возле воды, у большой воды для ребятишек всегда какая-нибудь
добыча найдётся. Только, гляди, ноги не промочи!
Ещё когда мы в молчании курили, я, украдкой рассматривая отца и сы-
нишку, с удивлением отметил про себя одно, странное на мой взгляд, об-
стоятельство Мальчик был одет просто, но добротно: и в том, как сидела на
нём подбитая лёгкой, поношенной цигейкой длиннополая курточка, и в том,
что крохотные сапожки были сшиты с расчётом надевать их на шерстяной
носок, и очень искусный шов на разорванном когда-то рукаве курточки —
всё выдавало женскую заботу, умелые материнские руки. А отец выглядел
иначе: прожжённый в нескольких местах ватник был небрежно и грубо за-
штопан, латка на выношенных защитных штанах не пришита как следует, а
скорее наживлена широкими, мужскими стежками; на нём были почти новые
солдатские ботинки, но плотные шерстяные носки изъедены молью, их не
коснулась женская рука… Ещё тогда я подумал: «Или вдовец, или живёт не
в ладах с женой».
Но вот он, проводив глазами сынишку, глухо покашлял, снова заговорил,
и я весь превратился в слух.
— Поначалу жизнь моя была обыкновенная. Сам я уроженец Воронеж-
ской губернии, с тысяча девятьсотого года рождения. В гражданскую войну
был в Красной Армии, в дивизии Киквидзе. В голодный двадцать второй год
подался на Кубань, ишачить на кулаков, потому и уцелел. А отец с матерью
и сестрёнкой дома померли от голода. Остался один. Родни — хоть шаром
покати, — нигде, никого, ни одной души. Ну, через год вернулся с Кубани,
хатёнку продал, поехал в Воронеж. Поначалу работал в плотницкой артели,
потом пошёл на завод, выучился на слесаря. Вскорости женился. Жена вос-
питывалась в детском доме. Сиротка. Хорошая попалась мне девка! Смирная
весёлая, угодливая и умница, не мне чета. Она с детства узнала, почём фунт
лиха стоит, может, это и сказалось на её характере. Со стороны глядеть — не
так уж она была из себя видная, но ведь я-то не со стороны на неё глядел, а
в упор. И не было для меня красивее и желанней её, не было на свете и не
будет!
Придёшь с работы усталый, а иной раз и злой, как черт. Нет, на грубое
слово она тебе не нагрубит в ответ. Ласковая, тихая, не знает, где тебя усадить,
бьётся, чтобы и при малом достатке сладкий кусок тебе сготовить. Смотришь
на неё и отходишь сердцем, а спустя немного обнимешь её, скажешь: «Прости,
милая Иринка, нахамил я тебе. Понимаешь, с работой у меня нынче не за-
ладилось». И опять у нас мир, и у меня покой на душе. А ты знаешь, браток,
что это означает для работы? Утром я встаю как встрёпанный, иду на завод,
и любая работа у меня в руках кипит и спорится! Вот что это означает —
иметь умную жену-подругу.