90 / 184
90
Михаил Шолохов «Судьба человека»
— Что же это у тебя, старик, рука такая холодная? На дворе теплынь, а
ты замерзаешь?
С трогательной детской доверчивостью малыш прижался к моим коленям,
удивленно приподнял белёсые бровки.
— Какой же я старик, дядя? Я вовсе мальчик, и я вовсе не замерзаю, а
руки холодные — снежки катал потому что.
Сняв со спины тощий вещевой мешок, устало присаживаясь рядом со
мною, отец сказал:
—Беда мне с этим пассажиром. Через него и я подбился. Широко шагнёшь
он уже на рысь переходит, вот и изволь к такому пехотинцу приноравливать-
ся. Там, где мне надо раз шагнуть, — я три раза шагаю, так и идем с ним
враздробь, как конь с черепахой. А тут ведь за ним глаз да глаз нужен. Чуть
отвернёшься, а он уже по лужине бредёт или леденику отломит и сосёт вместо
конфеты. Нет, не мужчинское это дело с такими пассажирами путешествовать,
да ещё походным порядком. — Он помолчал немного, потом спросил:
— А ты что же, браток, своё начальство ждёшь?
Мне было неудобно разуверять его в том, что я не шофёр, и я ответил:
— Приходится ждать.
— С той стороны подъедут?
— Да.
— Не знаешь, скоро ли подойдёт лодка?
— Часа через два.
—Порядком. Ну что ж, пока отдохнём, спешить мне некуда. А я иду мимо,
гляжу: свой брат-шофёр загорает. Дай, думаю, зайду, перекурим вместе.
Одному-то и курить, и помирать тошно. А ты богато живешь, папироски ку-
ришь. Подмочил их, стало быть? Ну, брат, табак моченый, что конь леченый,
никуда не годится. Давай-ка лучше моего крепачка закурим.
Он достал из кармана защитных летних штанов свёрнутый в трубку
малиновый шелковый потёртый кисет, развернул его, и я успел прочитать
вышитую на уголке надпись: «Дорогому бойцу от ученицы 6-го класса Ле-
бедянской средней школы».
Мы закурили крепчайшего самосада и долго молчали. Я хотел было спро-
сить, куда он идёт с ребенком, какая нужда его гонит в такую распутицу, но
он опередил меня вопросом:
— Ты что же, всю войну за баранкой?
— Почти всю.
— На фронте?
— Да.
— Ну, и мне там пришлось, браток, хлебнуть горюшка по ноздри и
выше.
Он положил на колени большие тёмные руки, сгорбился. Я сбоку взгля-
нул на него, и мне стало что-то не по себе… Видали вы когда-нибудь глаза,
словно присыпанные пеплом, наполненные такой неизбывной смертной
тоской, что в них трудно смотреть? Вот такие глаза были у моего случайного
собеседника.