153
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
могу сказать. О Ларке теперь не говорили совсем, как не говорят о чём-то
трудном для всех, лишь как-то однажды Игорь сказал:
—Вовчик, не надо хандрить, всё это временно. Постарайся просто ждать
— терпение всегда вознаграждается...
Я и сам знал — это временно. Только что именно? То ли что было у нас,
то ли что есть или ещё будет? Я не почувствовал уверенности в его голосе.
Он не умел играть. Мы сидели тёплым майским вечером на скамье курилки
у плаца, смотрели, как солнце выбрасывает красноватые лучи из-за склона,
поджигает лёгкие белые облака. Дым сигарет не улетал, подолгу полосами
висел в воздухе и как-то незаметно таял, исчезал. Проносились, высверливая
воздух, майские жуки, на школу, как вода в воронку, стекала тёплая, тягу-
чая тишина. Возле клуба толпились солдаты — скоро должен был начаться
фильм.
Саня ничего не говорил. Он сидел, развалясь, на скамье и в промежутках
между затяжками поглаживал недавно отпущенные усы.
Внезапно я понял: это всё! Она никогда не приедет. И больше не напишет.
Что-то оборвало ниточку, столько лет связывавшую нас. И надеяться глупо.
Надо встряхнуться и понять. Как? Что? Почему? Оставались ещё вопросы,
но они уже не имели решающего значения.
Я встал.
— Всё, она не приедет!
Ребята молчали. Саня щипал себя за ус. Игорь смотрел, как его сигарета
истекает тонким голубым дымком, потом забрал её у Сани, бросил в ящик
для окурков. Если бы кто из них спросил у меня: «Почему?», я не смог бы
ответить, потому что не знал, а строить предположения мне не хотелось.
В голове проносились годы наших отношений, наши неумелые встречи и
частые расставания, вспоминались письма. Мне было грустно, но почему-
то не больно. Наверное, я давно осознал всё и был готов к этому. Ничего не
хотелось выяснять, не было желания что-то знать—так лучше, пусть не будет
виноватых и пострадавших. Впервые я нашёл то, что долго искал: ясность
уже встала между нами. Пусть не та, пусть горькая, но всё же...
— Пошли, в кино опоздаем, — оказал я и первым двинулся по дорожке
к клубу...
На второй день я всё же написал ей письмо, которое назвал последним. Я
долго думал над текстом, я не знал, что писать, о чём спрашивать, винить или
просить прощения — я ничего не знал, потому нацарапал лишь несколько
строчек и заклеил конверт. Я, мол, есть ещё, и во мне ещё совсем не угасла
надежда. Несколько дней не решался написать адрес. После длинных раз-
думий выбрал более верное и вывел на конверте: «г. Новошахтинск...» Мне
казалось, так лучше...
7.
Пролетело лето, заполненное практическими занятиями на аэродроме и
ночными, в свете прожекторов и в всплесках взрывпакетов, тревогами. Про-
шёл сентябрь, вдоволь накормивший нас виноградом и дизентерией. Настало
время расставания со школой. Мы сдали выпускные экзамены, получили зва-
ния младших авиационных специалистов и назначения по боевым частям.