Previous Page  156 / 224 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 156 / 224 Next Page
Page Background

156

Êðàñíûå îãíè

Не знаю. Если честно, сделал, конечно, не всё. Но и желания что-то

предпринимать тогда уже особого не было. Оно исчезло, растаяло вместе с

лёгкими весенними облаками над Руслом, уплыло вниз по бурливой реке,

придавленное невозможностью что-либо изменить. Я не хотел худшего, но

только и сумел, что оставить ей шанс на последнее слово, завершающий шаг.

Но ничего не случилось.

В молодости часто вопят эмоции, и, может быть, я просто обиделся. Она

должна была сделать, чтобы ни случилось, но она не хочет и потому не

сделала. Так лучше уж любить издали и молчать, чем глотать в ответ немое

презрение. И всякие мысли лезли в голову, любые предположения, а узнать

что-то более или менее определённое было не у кого, да и негде.

Из полка я все же отправил ей ещё одно письмо, затем написал Андрюш-

ке, который тоже собирался в армию. Тот ответил: в Новошахтинске Лариса

не появляется, и ему о ней вообще ничего не известно. Спросить ещё что-то

было не у кого, да и не верил я почему-то, что не получает она моих писем.

Адресат выбыл — письмо вернётся. Молчит, значит, так надо, так должно

быть. Но пусть хотя бы знает, где я, что со мной, — не стала же её душа

безразличной, как булыжник, не может она так просто всё забыть! Ещё раз

послать ей свой адрес, а там будь что будет — если захочет когда-нибудь,

напишет. Это было трудно, даже больно, но ничего другого не оставалось. И

снова я сомневался, искал причины, оправдания нашим поступкам — ведь я

же продолжал верить в неё, несмотря ни на что.

Со временем, конечно, люди умеют уверенно сказать, как нужно было

бы поступить тогда, чтобы всё получилось по-другому, лучше и надежнее,

только вся-то беда в том, что — со временем, что это тогда уже ушло без-

возвратно и ничего не изменишь. Позже становится ясно или почти ясно,

стоило ли вообще вязать узлы на оборванных нитях — они грубы, жёстки,

часто распускаются, — но тогда я об этом думал меньше всего, жил лишь

ощущениями громадной несправедливости, но не к себе, нет, а к нам, ведь

не должно же было, не должно всё это так кончиться!

И ещё, я никогда не задумывался об одной возможной причине, что в со-

стоянии рвать всё разом, грубо и беспощадно, комкать, топтать хуже и резче

всяких измен, замужеств, больного самолюбия и прочих случаев, убиваю-

щих любовь, нет, мне никогда не приходило в голову, что могло произойти

что-то без меры серьёзное, жестокое и страшное — ведь мы так уверены в

собственных устойчивости и незыблемости в этой жизни.

Отревели мощью реактивных двигателей ещё полтора года моей службы,

я вернулся домой, пошёл работать. Один за другим приходили из армии мои

друзья. Всё было до боли знакомым и новым, только на мир мы смотрели

уже другими глазами. Но год после армии так напоминал год предармейс-

кий, и нам хотелось его повторить. И всё же это был уже другой год, ничего

не повторялось. Старые связи восстанавливались с трудом, новые — были

крепче, но не похожи на прежние, нужно было всерьёз браться за работу,

учиться дальше. Жизнь оказалась сложнее, везде — только успевай повора-

чиваться, неуёмность развлечений уходила в прошлое. И постепенно, словно

невидимой резинкой, новые будни вытирали образ Ларисы из моего сознания,

иногда лишь приходила какая-то мимолетная встряска, почти угасшее чувство

ненадолго оживало, принося кратковременную боль, медленно оседающую

где-то в глубинах сердца.