140 / 224
140
Êðàñíûå îãíè
быстро сомкнуться и шагать дальше без лишних вопросов. Что делать потом,
тебе скажут, когда придёт время. И ты шагаешь, шагаешь строем — своего
у тебя уже ничего нет, и потому передние шагают слишком коротко, задние
— слишком длинно, зато все одинаково. Личностей уже нет.
Но без строя не может быть армии. Толпой ничего не сделаешь, не побе-
дишь врага. Толпа — это заранее лишние жертвы. Ещё македонская фалан-
га показала преимущества строя. И потому все армии спешили строиться.
Строем можно многое, хотя бы пробежать столько, сколько в одиночку не
одолеть нипочем. Строй — как бы в твоих интересах, вроде бы плечом к
плечу, и нечего опасаться тыла. Это если смотреть, кто ты: личность или
частица; если задуматься: зачем ты, для каких целей? Но нам пока кажется,
больше всего строй удобен командиру — он всё знает, почти всё может, ко-
лонну вести легче, чем каждого в отдельности. Мы рассуждаем — каждый
из своей строевой ячейки.
Как долго нас учат строю, и как быстро это умение пропадает при слу-
чае. Прекрати тренировки — и через неделю взвод уже не сможет пройти
по плацу, печатая шаг, потому строевая — каждый день, чуть ли не каждый
час... Пусть даже строй и противоестествен стадному характеру человека,
пусть даже люди предпочитают брести гурьбой. Ну и что ж, если там каждый
личность и старается выбрать себе дорогу сам?
Без строя нет армии. Это ясно, и мы шагаем, шагаем, сбивая о плац и
булыжник подошвы сапог, хотя не совсем понимаем: зачем столько марша
нам, механикам самолётов, ведь мы знаем точно: в полку строя не будет,
разучимся печатать шаг в первый же день приезда в часть, такой уж это род
войск — авиация, где каждый у своей машины личность. Но пока топаем
— без строя нет армии.
Только не надо это в гражданскую жизнь, не надо детей ставить в строй,
не надо седлать чьими-то принципами и взглядами чужую шею. Всё в своё
время и на своём месте.
Взвод шагает в баню. Боевая единица прибывает к месту мытья...
3.
Я лежу на горячей плите и играю «в бильярд». Да, да, именно, «в биль-
ярд». Потому что иначе моё занятие не назовёшь.
Сегодня в первый раз на кухне. И не просто кем-то там: уборщиком зала
или посудомойщиком — мой наряд звучит веско, даже с оттенком гордели-
вости: «помощник повара». Он говорит, что занятие у меня серьёзное, насто-
ящая работа, на меня как бы украдкой смотрит вся школа: что и как будем
вкушать сегодня? К тому же, повар Женя, женщина белокурая и симпатичная,
лет тридцати пяти, — единственный гражданский человек в нашей огромной
столовой, — смотрит приветливо и весело. Кажется, мы сразу понравились
друг другу — сработаемся. Я был очень доволен, когда старшина зачитал
против моей фамилии эту должность. Только сознание того, что предстоит
чуть ли не сутки провести в таком обществе, располагает к приятным мыслям
и хорошему настроению.
Вечер пролетел быстро, а утром Женя разбудила меня в половине четвер-