134 / 224
134
Êðàñíûå îãíè
Кому-то горько
от тишины.
Вот за окном
совсем недолго
Стучали тоненькие
каблучки,
И в сердце парня
тоски огромной
Поют печальные
смычки.
Всё жарче руки,
всё ближе лица,
Уж скоро будут
гаснуть фонари.
В солдатской койке
парню не спится,
Вздыхает молча он
до зари...
Перечитал столбик, сразу не уловил до конца, но надо ещё, ещё — пока
что-то ладится. Но тут гнусно продрынчал старый звонок, и довольный сер-
жант Малухин соскочил с подоконника. Отмучился.
— Деж-жур-рный! Собр-ратъ конспекты! Выходи стр-роиться!..
Я понимал, это не шедевр, но вечером не удержался, показал ребятам. Мне
было стыдно, горели уши, дрожали руки, словно показывал я что-то чужое,
украденное и надеялся выдать за своё. С трудом сохраняя голос, прочитал
стихотворение.
Парни долго молчали. Потом Игорь сказал:
— Вообще-то неплохо. Но не каждый поймет всё, о чём ты. Я думаю, кто
не служил, мало что уловит.
Теперь молчал я. Не знаю, может быть, жалел о своей поспешности.
Странное дело, некоторые люди, чуть что напишут или там придумают, уже
на публику лезут, на сцену, в издательство — спокойно и уверенно, радостно
кривляются при всех, нисколько не заботясь о том, как это выглядит со сто-
роны и действует на других. А я всегда чувствовал себя голым, даже Игорь
с Саней для меня — широкая публика...
— А он не для них писал, — неожиданно вмешался Саня. — Он для нас
карябал, скажи, Вовка? Для таких, как мы, вот в этих погонах и в хэбэ. Кото-
рые сидят в казарме, когда жизнь вокруг кипит. И всё точно, как на ладошке.
Нор-рмальные стихи!
— Да ну тебя! — Мне не хотелось другой крайности.
— Вот Леха Чмырь возьмёт гитару, парни соберутся, ты и почитай. Сам
увидишь.
— Да я тоже говорю, неплохо! — сказал Игорь, и я понял, это не в знак
приличия, не лесть ради дружбы. Просто он не хотел громкой похвалы с ходу,
она тоже выглядела бы фальшивой.
Я повеселел, хотя и очень сомневался в своей удаче, — ведь и у них мало-