131
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
3.
Весна надвигалась неудержимо.
Снова появилось на небе и залило склоны потоками золотистой радости
солнце, куда-то вверх по реке ветер угнал последние клочья хмурых облаков,
на припёке снег оседал и темнел, истекал ручейками журчисто и весело через
всю нашу школу вниз, к Днестру, в полдень парили бесснежные бугры, а воз-
дух, горько пахнущий набухшими почками, пьяно щекотал ноздри.
Минули две недели, пролетели и восьмое, и десятое марта, и срок этот
уже казался громадным. С каждым днём всё сильнее замирало сердце, когда
я перебирал письма па почтовой полке с литерой «Б», но ничего не находил
и только замечал, как всё больше нервничаю.
— Что, нет? — спрашивал Игорь.
— Нет, — качал я головой.
— Будет, — подключался успокаивать Саня. — Не может ведь она так
разом всё бросить и приехать.
— Это она как раз может... Но почему-то даже не пишет.
— Ты не жди так усердно, — предупреждал Игорь. — Так легче...
Да, так легче. Я соглашался для ребят, но нетерпения унять был не в силах.
Постепенно падал духом, метался, как стрелка барометра с переменой погоды,
чувствовал, что становлюсь угрюмым, раздражительным, часто, читая книгу,
не видел строчек, не понимал слов. Всем был прекрасен этот наш последний
шаг навстречу друг другу, надо было только сделать его, рвануться, помчаться
стремительно и без оглядки, но какая-то резина мешала и мешала, растягивала
нас в сторону, и это убивало меня. Я знал, это неправильно — не может быть
Ларка медлительной и нерешительной, не та девчонка, но почему же тогда
эта растянутость и неопределенность? Что-то случилось! Я готов был бежать
из части, согласен на всё, лишь бы узнать — почему? Что?
Видимо, все это было заметно не только Игорю с Саней. Меня вызвали
к командиру роты.
Майор Гладилин — душа-человек. Всё в нём невоенное, некомандирс-
кое. Невысокий рост, тихий голос, добрые глаза. Таких на парады не берут.
Но я никогда и нигде не встречал командира более внимательного к своим
подчинённым. Он жил ротой. Его даже отцом трудно было назвать, он боль-
ше походил на мать. И любили в роте его, как мать, и пошли бы за ним без
оглядки...
— Что случилось, Белов? — Глаза смотрят приветливо и внимательно.
А я упрямо и даже с вызовом:
— У вас ко мне претензии? Я провинился?
— Зря колючки растопыриваешь, Володя. Злость, она похожа на слёзы,
потому что тоже проявление слабости. Не стоит мужчине такое выказывать.
Думаю, мы поймём друг друга.
Мы поймём! Как трудно нам двоим уместиться в это короткое понятие
мы. Он смотрел на меня светлыми глазами через стол канцелярии и ждал.
Я молчал.
— Девушка? — спросил ротный.
— Да…