132 / 224
132
Êðàñíûå îãíè
— Не пишет?
Я молчал. Тех, кому перестают писать, тысячи, но у каждого своё. Ларка
не может просто перестать писать.
—Я не навязываюсь тебе в духовники, не хочешь —не говори. Но, может
быть, я смогу помочь.
Мы никогда не стеснялись просить у него помощи. Я молчал.
— Значит так, Белов, если почувствуешь, что тебе действительно необхо-
димо быть там, понимаешь —очень необходимо, придёшь ко мне и скажешь,
я похлопочу об отпуске. А пока терпи...
— Разрешите идти?
— Идите...
Я долго и хорошо думал и не нашёл, что мне сейчас очень необходимо. Я
не мог жонглировать его довернем. «Есть ждать, товарищ майор», — уныло
сказал я себе.
Ребята сидели в ротной курилке. Я подошёл тихо, сел рядом.
— Ну? — спросил Игорь.
С прозрачной сосульки на деревянном навесе слетали звонкие капли, сол-
нце гоняло волны света в прозрачной луже на дорожке. Мы смотрели на них
и морщились от зеркалистых переливов. Было совсем тепло.
— Всё погано, братцы...
— Гонял? — не поверил Саня.
— Батя? Да ты что? Погано всё остальное. По-дурацки как-то вышло:
хвалился, планы строил, и всё кувырком—ни хрена не поймёшь. Чувствуешь
себя, как утопающий, которому протянули руку и вдруг передумали.
— Ты близко всё принимаешь. Попробуй чуток забыть.
—Да не могу я! И не только в том дело, что не едет, молчит. Другое терзает
больше. Дурацкое положение. Ничего не знаешь, ничего не понимаешь. Не-
обитаемый остров! Будто унижаешься, просишь у судьбы подачки... Ждёшь,
как идиот, без веры в будущее. И потому издеваешься над собой — нужен ты
ей теперь больно? Возле неё там рой гражданских, им не нужно проситься
в увольнение. И сочиняешь ей вину за её молчание. Да, но сколько можно
быть преданным чернильной любви?
— Какая кому досталась... — философски заметил Саня.
— Да, она уже раз чуть не выскочила замуж. И всё по той же причине
— из-за вечных наших расстояний. Но ведь могла бы, запросто — не велик
труд, — черкнуть пару строчек: всё, мол, баста!
— Слышь, тебе надо хорошенько накостылять по шее, — сказал Игорь и
положил мне руку на воротник, точно собирался немедленно приступить к
внедрению своего предложения.
— Может быть, — неуверенно согласился я.
Я понимал, всё это глупо, чересчур я впал в переживания, слишком много
набрался мрачных дум, знал—нельзя же так, надо взять себя в руки, смотреть
на всё проще, ведь всегда могут найтись уважительные причины. Но ничего
не мог с собой поделать. Всё понимал и не хотел соглашаться. Принять при-
чины — значит предать наши чувства. Так казалось мне, душа упрямо гнула
своё. Я верил в неё, не в силах был, набравшись гордости, махнуть на свои