103 / 224
103
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
— Чего им сердиться?
— Если в один конец пять-шесть раз слетит да ещё трамвай битком, по-
неволе запсихуешь.
Лариса смеялась.
—Вот теперь ты убедилась, что наш трамвай особенный, а в таком трамвае
и обслуживание особенное. Пожалуйста: подали в четыре часа утра целый
вагон для двоих! Где ты такое ещё видела?..
Ближе к центру появился народ. Откуда он выползал, стекался — сонный,
взъерошенный, — непонятно, спешил, словно ночные бабочки, на серебри-
стый свет автовокзала.
Мы выскочили из трамвая, пошли к белой, со срезанной темнотой вер-
хушкой, башне автовокзала — разыскивать Ларисын автобус. На часах было
четыре сорок пять.
Пассажиров совсем мало. Автобус чуть слышно пофыркивал у перрона,
приванивая свежий ночной воздух. Он был похож на большого красного
зверя, ненадолго притаившегося в засаде. Всё, последние десять минут.
Мы стояли, обнявшись, у красного бока зверя и почти не разговаривали.
Ведь сейчас вот между нами влезет, вопрётся злобное, хитрое и бездушное
пространство, оно станет расти, неумолимо шириться, радуясь своей мощи,
и ему будет всё равно, кто уехал, а кто остался, — отдалять-то нас друг от
друга оно будет одинаково.
Что-то опять тревожило душу, не хотелось выпускать её — вот так, не
разжимать рук, дождаться, пока автобус уйдёт, поступить хоть раз безрас-
судно, а потом...
Чёрная, кудлатая голова высунулась из дверей, толстый водитель спросил
недовольно:
— Ну, кто там едет?
—Пора... —прошептала Лариса, на её ресницах блеснули слезинки, чис-
тые, светлые, как тёплые крохотные бриллианты. — Пора, Володя...
— Ну что ты, Ларис? Всё будет хорошо. Я приеду. — Я целовал её часто:
губы, нос, глаза… и повторял, повторял:
— Всё будет хорошо, слышишь? Всё будет хорошо!.. — И, кажется, сам
уже верил в это.
Она ушла, села на своё место. Автобус мигнул мне габаритными огнями,
окрасился багряным заревом, тормознув на перекрёстке, неторопливо выб-
рался на улицу и пропал.
Блёклые звезды над городом затягивались со стороны реки какой-то
туманной мутью, по привокзальной площади пробежался, крутнув мусор
у ларьков и пригнув людей на остановке трамвая, сырой, холодный бродя-
га-ветер, зажатая бетоном под переходным мостиком черно, по-осеннему
шумела Темерничка.
Я не стал ругать себя, что снова не удержал её. Может быть, опять не
пришло время. Но не было бы таких, тянущих душу, отъездов, не было бы и
всех врезающихся в сердце встреч...