96 / 162
96
Íåèçáåæíîñòü
бутылку. Я посмотрел на Фросю и подумал механически, что теперь она сможет
пить много и шумно и не бояться нас, хотя и так не боялась, наверно…
– И напрасно совсем. Плюньте вы на неё, на стенку эту. Даже наоборот, вам же
лучше. Прораб же сказал, новую поставят, и фундамент подведут, и газ будет. За-
живём ещё лучше. Перетерпите немножко у родителей, и всё…
«Как это она сказала? Заживём ещё лучше? Ещё лучше?»
– Я вас обидел, Фрося, тогда… Извините.
– Обидели, Игорёк, обидели. Уж чем не занимаюсь, так уж нет… Да ладно, я не
помню. Я понимаю, мешали мы вам, вы тоже извиняйте…
«Что это я? Как перед смертью: простите… и вы прощайте…»
Я повернулся и пошёл. Она права. Наверно. Поставят стену, новенькую, кирпич-
ную, но та, что рухнула, была не просто перегородкой между комнатой и улицей; это
символ всего, что рухнуло, что не удалось, не получилось. И хотя рукопись лежала
в ящике и ни одна пылинка не попала на неё, мне казалось, что все эти камни при-
давили листки бумаги и ещё что-то придавили внутри – сердце, душу… «Заживём
ещё лучше? А может быть, умереть? Нет, глупость, никак не возможно – мама, Вера…
А жаль, как бы всё успокоилось, если бы можно было умереть… Кто-то сказал, что
человек свободен, потому что он может уйти из жизни. Да, если можешь уйти, зна-
чит, свободен. Когда можешь. Но ты не можешь. Значит, не свободен. Правильно.
Всё сошлось».
– На ловца и зверь бежит!
Потом я вспомнил эту фразу. В точку попал Андрей. Не знал только, что опасно
это может быть для ловца. Особенно когда зверь на пределе.
– Ну уж теперь не отвертишься! На защиту не пришёл – учти, помню и не про-
стил. Теперь никаких отговорок! Поворачивай за Верой.
– Зачем?
– На новоселье. Седьмой этаж, три комнаты, лоджия. Всё как у людей.
Мне стало смешно. Умереть нельзя, и убить Андрея невозможно. Его толстая
потная физиономия лоснилась, поблёскивала от радости. Нельзя убивать человека,
если он так рад.
– Поздравляю.
– Поворачивай, поворачивай, времени нет. Гости ждут.
– Хоть бы предупредил. Подарок же нужен.
«Что это я плету? Какой подарок? Зачем мне это новоселье? Зачем мне Андрей,
получивший от жизни всё, чего я не добился, даже жену, которую я любил, а теперь
вот квартиру с лоджией, которой я и добиваться не могу мечтать… Что сказать?
Ничего нельзя, я не могу его ненавидеть, потому что это Андрей, которого вообще
нельзя ненавидеть, но и поделиться, сказать – нельзя, потому что мы уже в разных
измерениях и нам не понять друг друга. Я не завидую ему, он не может сочувство-
вать мне. Что же делать? Пойти, наверно. Всё равно делать нечего. Вытерпеть всё
до конца?»
– Никаких подарков. Мальчишник среди голых стен, по-студенчески.
– Хорошо, пойдём.
– А Вера?
– Вера в командировке.
Было действительно всё по-студенчески, почти, если не считать квартиры, коньяка
с многими звёздочками, дорогих закусок, но голые стены скрадывали детали, а на-
род всё был молодой, пьяный, шумный. Кое-кого я знал, других нет, но это не имело
значения, потому что никто не обращал уже внимания друг на друга, и я поспешил
сам выпить поскорее из бутылки, что стояла на чемодане, покрытом газетой, чтобы
стало легче. И стало в самом деле легче. Я зажевал коньяк кусочком балыка и уже
без боли проглотил чью-то шутку:
– Андрей сказал, что приведёт известного писателя, это вы?