92 / 162
92
Íåèçáåæíîñòü
тил морозный и чистый воздух, и мне стало стыдно… Откуда вы это можете знать?
Да и что вы вообще можете знать, кроме того, что все мужчины подлецы?
– А разве этого мало?
– Простите.
– То-то! Смотрите-ка, вот и мишка!
Я ожидал, что медведь будет жалким, унылым, замученным теснотой и грохотом,
обязательно облезлым, с умными грустными глазами, но оказалось всё наоборот.
Вышел хитроватый, холёный мишка и поклонился деловито публике. Никто его не
понукал, сам поклонился и остался стоять на задних лапах, переваливаясь чуть-чуть
и дожидаясь, когда ему приготовят машину. Видно было, что стоять так ему не совсем
удобно, но это было нужно, и он стоял. Не из страха, потому что сразу было заметно,
что медведь прекрасно понимает, что именно он здесь главный артист и смотреть
пришли его, но именно поэтому он и должен соответствовать, потерпеть немножко.
Сверху хороша была его мягкая, вычесанная, густая бурая с дымчатой поволокой
шерсть. Хорошо бы запустить в неё руку, будет мягко и тепло, и медведь не укусит,
наверно, привык уже к людям, умеет снисходить к их причудам.
Захлопали, потому что мишка уселся на мотоцикл и проехал по дну бочки. Не
по стенке, а по дну, и не особенно быстро, но для медведя всё равно достаточно, и
люди хлопали.
– В сущности, нелепо. Медведь делает не своё, противоестественное дело…Всё
равно, что хлопать человеку, который засыпал бы на всю зиму!
Тут мотоцикл забарахлил и остановился. Мишка сошёл с достоинством и повер-
нулся к человеку – почини, мол, сам видишь, я тут ни при чём.
– Чудесный мишка! – сказала Ида. – Как держится, умница!
Человек возился в моторе, а медведь ждал терпеливо, покачивался, потом поду-
мал, наверно, что публика заскучает, прошёлся по кругу. Никто его не подгонял, сам
прошёлся, и захлопали ему шумно. Медведь покосился на залечиваемую машину,
понял, что дело волокитное, и опустился на передние лапы. Наверху зашумели и
опять захлопали; всем нравился этот деловитый, сообразительный медведь.
– Он нравится потому, что похож на человека, – сказал я. – Все считают, что это
достижение.
– А разве нет?
– Ни капельки. Просто расторопный холуй. Устроился при кормёжке, вместо
того чтобы добывать свой хлеб трудами в тайге… Тепло, светло и пчёлы не кусают.
Хитрая сволочь!
Я почему-то злился на медведя.
– Ну, как несправедливо. В нём столько достоинства!
– Самовлюблённость кретина. И этому у нас научился. Воображает, что может,
умеет, царь природы, повелитель мотора. А сам балбес, как все мы. Самовлюблён-
ный паразит.
Мотоцикл заревел, и бочка наполнилась синим газом.
– Пойдёмте из этого Освенцима, – предложил я Иде, ловя себя на мысли, что мне
не хочется столкнуться со стюардессой на выходе.
На улице было по-прежнему хорошо.
– Эта девушка испортила вам настроение, напомнив другую…
– Вы говорите, как гадалка. Настроение отличное, как у космонавта, получившего
телеграмму от Хрущёва.
– Зачем же медведя ругать?
– Холуйский медведь.
– Кого она вам напомнила?
– Любопытство погубило Еву.
– И меня тоже, но это случилось уже довольно давно.