38 / 160
38
Çàãðÿæñêèé ïàíòåîí
— Йес! Йес!
Мне показалось, что умная девушка понимает по интонациям, по
физиог-
номии
. Она понравилась мне необыкновенной живостью, понятливостью и
искренностью. «Ай да граф! Ай да казак!» — думал я с завистью и грустью. Во
мне ещё кровоточила рана измены моей невесты, полячки Лизы Злотницкой, на-
кануне нашей свадьбы сбежавшей к столичному бонвиану, картёжнику и кутиле
князю Петру Голицыну.
Мы прошли через густой роскошный парк по дорожкам из цветного гра-
вия, поднялись на высокую террасу, где нас ждал накрытый белой скатертью
богатый обеденный стол. Мы уселись надолго, наслаждаясь разговорами и
сладкими воспоминаниями. Боже, сколько волнений, страстей и приключений
мы пережили! Мы свидетели и участники роковых и блистательных событий
в нашем отечестве. Мы говорили без умолку. Бедная Элизабет, слушавшая нас
очень внимательно, в конце концов, стала клевать носом и граф отправил её с
горничной в свою комнату.
— А не взяться ли тебе за перо? — предложил я Матвею Ивановичу. — Твои
воспоминания были бы бесценны для потомства.
—Нет, любезный Денис, бумагомаранье не по моей части, да и охоты нет. Мне
бы с Новочеркасском управиться. Строительство много огорчает меня. Воруют!
Движение леса, камня, железа и иного материала большое, денежный капитал
велик, отсюда и соблазны. Наказания не помогают, скорее — способствуют
казнокрадству. Да и то сказать, рубль проходит через тысячи рук… Вспоминаю
незабвенного Александра Васильича Суворова. Как-то приволокли к нему не-
счастного интенданта: большая недостача провианта на складах. Требуют по-
весить виновного. Суворов давно знал бедного интенданта и не сомневался в
его честности. Но словами трудно урезонить возмущение. Тогда генералиссимус
приказал выстроить взвод в шеренгу, велел дать фланговому горсть муки и пере-
давать по цепи. До конца шеренги муки не хватило.
— Вот! — сказал Суворов. —
К каждой руке прилипает!
А у меня рук на строительстве много больше, чем в шеренге, и к каждой
руке
прилипает.
Знаю, в Петербурге недовольны мной. Знаю, что администратор
из меня никудышний. Моя стезя на поле брани. В двенадцатом году легче было,
ей-богу! Если бы не Лиза, не знаю, что бы я делал. Она свет в окошке и радует
меня на старости лет.
Со стороны конюшни послышалась возня, крики, на террасу поднялся с
одышкой красномордый управляющий. Он запросто обратился к графу.
—Конюхи, Ваше сиятельство, спёрли в кухне окорок и пьянствовали на пруду.
Поймали и привели их на конюшню. Как с ними быть?
— Выпороть!
В эту минуту появилась Элизабет. Она внимательно прислушивалась к рапорту
управляющего и по голосу Матвея Ивановича поняла, в чём дело.
— Ноу, ноу!
Девушка умоляюще сложила руки на груди и смотрела на меня, ища поддержки.
— Ладно! — сказал граф управляющему. — Отпусти злоумышленников.
Пусть благодарят Лизу. Она у нас противница телесных наказаний.
Я увидел налицо смягчение помещичьих нравов. Доселе, как мне говорили,
граф Платов был сторонник розог и плетей для провинившихся. Элизабет люби-
ла вся дворня и соседи. Не зная языка, она свободно общалась со всеми. Люди
называли её Миса, то есть — мисс, и ей это очень нравилось.