49 / 220
49
ÄÎÍ_íîâûé 13/3-4
Жора с уже покрасневшей мордой сидел за столом и метал матюки. Пока они
переодевались, он настойчиво добивался:
— И какого хрена я должен из-за вас тут сидеть, когда у меня столько
дел?!
Ребята промолчали и выскочили во двор. А что ему ответишь? У каждого
свои дела, и кто кому мешает — неизвестно. И каждый прав по-своему. Оби-
дится человек смертельно, а ведь вместе работать. Да и попробуй расскажи
такое. У нас так, обязательно начнут расспрашивать — что да как. А потом
и выводы сделают: «Не зря всё же!» И начнут коситься. Каждый у каждого
на подозрении. Это ребята уже понимали. И старались поспешать.
Только на проходной задержались на мгновение. Дядька Федя высунулся
по пояс из своей стеклянной будки, задрожал сиплым голосом:
— Ну что? Почему это вас?..
— А вот что! — уже в дверях на улицу обернулся Женька и скрутил гряз-
ными пальцами большую дулю.
— Ах ты, короста! Да я тебя, б...
Дальше они уже не слышали, потому что бежали вдоль длинного заводс-
кого забора к своим домам.
***
Утром Женьку разбудил отец.
— Вставай! — сказал он странно недовольным голосом. — К тебе при-
шли.
— Скоко время? — сонно промычал Женька, собираясь повернуться на
другой бок.
— Время, время! Скоро восемь!
—Чё он, совсем вальтами завернулся? — возмутился Женька, соображая,
что Славка уже припёр в гости.
— Да вставай, говорю! — рассердился отец, стянул с Женьки одеяло. Тот
открыл глаза и сразу заметил разлитую по небритым щекам отца непривыч-
ную бледность.
Женька вскочил, прыгнул ногами в трико.
В прихожей стояли двое. Один из них представился Воробьёвым, предъя-
вил красную книжицу, сказал, как показалось Женьке, чересчур бодрым
голосом:
— Одевайся, паря, с нами поедешь...
Женька не спрашивал куда, потому что знал. Он просто растерялся, забор-
мотал трусовато и чуток слюняво:
— А чё? Я ничё... Я... — глянув на нервничающего отца, сник, побрёл в
спальню одеваться. Ну что, ничего не кончилось; видать, только начинается.
А он?..
— Поторопись, дорогой, — услышал он вслед.
Он не хотел торопиться, одевался медленно, прислушиваясь к вопросам
отца в коридоре, неясным ответам Воробьёва и лихорадочно пытался что-то
сообразить. Но, как ни тяни резину, всё равно когда-нибудь она перестанет
растягиваться. Пришло время, когда нужно было выходить. В прихожей он