123 / 224
123
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
—Так и тут же есть, кому сказать! Писателю-мастеру, слово которого уже
принято. Читателю. Что уж мы, все такие дремучие?
— Только кто тебе даст слово? — вставлял Игорь. — Литература должна
быть многообразной, — сколько писателей, столько читателей с разными
вкусами. Зря массы обижают, они всегда сумеют отделить настоящее...
Споры были интересными, но, обычно, ни к чему не приводили. Мы, ко-
нечно, многого ещё не понимали, судили излишне резко и не всегда справед-
ливо. Если великих «убивают», то зачем такая критика, какой бы хорошей
она ни прикидывалась?..
Солнце заглядывало в узкие окна библиотеки, косыми лучами щупало
книжные полки, золотило корешки книг. Мы умолкали и смотрели на Нику.
Наплывало такое ощущение, будто мы её обидели. Что за мука: вместо кого-то
слушать упрёки, глотать обвинения? И мы уже готовы были извиняться.
Но Ника хотела, чтобы мы мыслили, и потому терпела.
6.
В воскресенье полдня свободных, и после обеда мы опять топаем в библио-
теку. Узкая снеговая дорожка к клубу меж двух накладных сугробов утрамбо-
вана солдатскими подошвами до желтизны. Бежим в одних гимнастерках, и
мороз на ходу облизывает короткие волосы, до красноты растирает щёки.
Книжные полки светлого, грубого дерева, пахнут высушенными стружка-
ми, пылью и конторским клеем. И ещё — детством. Класса со второго я уже
бегал по библиотекам, и запахи эти врезались в память.
Копаться на книжных полках и что-то выискивать стало в эту первую
армейскую зиму нашим любимым занятием. Иногда кто-нибудь находит
редкое и подходящее нам, — книга тут же пролистывается, чуток обсужда-
ется и забирается из библиотеки, чтобы поочередно быть прочитанной. Но
даже просто так, найти, подержать в руках старого друга, что-то вспомнить,
прочесть пару абзацев, когда чувствуешь, что незачем спешить, когда мысли
твои свободны, как ветер в степи, — даже так для нас это удовольствие, и
оно растягивается нами до самого ужина.
—Вот, смотри, Вовчик. —Саня спустился с библиотечной лесенки. —Ка-
жется, это то. «Праздник, который всегда с тобой». Эрнест Хемингуэй.
Я взял у него тоненькую, в затрепанном переплёте книжку. Вчера, в суб-
боту, в клубе показывали «Снега Килиманджаро». Чем-то новым дохнул
на нас этот фильм, наверное, мужеством, но не тем геройским мужеством,
которое проявляют в силу необходимости и обязательно для чего-то — так
внушали нам с детства, а просто мужеством, свойственным обыкновенной
человеческой порядочности. Фильм был по рассказам Эрнеста Хемингуэя,
которого, как оказалось, никто из нас не читал, — это сразу же породило
поиски.
Конечно, мы слышали о Хемингуэе, но только отдалённо, по газетным за-
меткам, что ли, или с чьих-то слов, не помню. Тогда, кроме, пожалуй, Марка
Твена, О´Генри да Джека Лондона, американцев у нас не слишком жаловали,
а тем более — рекомендовали. Где-то ещё прятались Скотт Фицджеральд и
Ирвинг Стоун и многие другие, и вот мы столкнулись с Хемингуэем.