Ëèòåðàòóðîâåäåíèå
¹6-7 – 2012 ã
6
На венок сонетов, кстати, возникший
ещё в эпоху барокко, осмеливается не вся-
кий поэт. У нас, в России, особенно интерес-
ны в этой «твердой», сложной стихоформе
И. Сельвинский, а ещё — В. Брюсов, Вяч.
Иванов, М. Волошин… Это – 14 сонетов,
«гирлянда», ибо первая строка каждого
– повтор последней строки предыдущего, а
заодно, в последовательности, все эти пер-
вые строки сливаются в 15-й главный сонет,
и возникает так называемая глосса. Именно в
15-ом – таинство, предопределяющее тема-
тику и композицию всего цикла.
Алогизм в создании венка сонетов
– сначала пишется последний, 15-й… У Г.
Студеникиной:
//Я оглянусь… Ни дня не
позабыто// из тех, что так похожи…
на обманы:// за праздником, цветами
перевитым,// обыденности прячутся
изъяны.// Определять сознанье только бы-
том,// когда мы вскормлены небесной ман-
ной?!..//Нет, Бог тут не при чём, как и
обида.// Любовь одна воистину реальна!//
Люблю, и это – праздник, манна, ладан– //
счастливых дней парное молоко.//Любовь
пусть будет памяти усладой,// чтоб ста-
ло и твоей душе легко://ещё вчера была я
слишком рядом…// Я завтра буду слишком
далеко.//
Этот 15-й сонет, словно планета,
«взрывается», но остаётся в первозданнос-
ти, образуя 14 новых сонетов-планет, при
этом одаривая каждый своими, родовыми,
строками(первой и последней). Фабула
«Ромашкового венка» – вспоминальная
(
«Я
оглянусь…Ни дня не позабыто»)
: когда-то
двое влюбленных связали себя клятвой пер-
вого, священного, дня любви: такими будут
все их дни во всех временах! Этот первый
день – день блаженства, вожделенности,
молитва вечного счастья, Так у всех в жиз-
ни. Типично и неоспоримо. Но…почему же
двое –
«две любви!»
— оказались обречен-
ными именно на этот
«первый день: обыч-
ный и особый – из тех, что так похожи...
на обманы»?
Почему ОН хочет
«выйти из
игры, боясь странности»?
Слова – из уст
героини, но, знаю, не её… не её… Она бы
не назвала любовь игрою: она любит, пото-
му что любит; любовь для нее равнозначна
самой жизни…
Зыбкий обманчивый март. Нелепость
злой уходящей зимы. Раскисший снег на
поляне подснежников. Последний снег под
ногами, втаптываемый двоими в грязь…Но
всё-таки – весне быть, как быть и любви, она
превыше всего сущего. И, кажется, первый
день для двоих нескончаемым праздникам,
«цветами перевитым»…
Восторг необы-
чайный…
Многие читали великую книгу любви
«Тёмные аллеи» И. Бунина: любовь вспы-
хивает на какой-то благословенный миг, на
короткие мгновения, она не может длиться
вечно. Так же и в «Ромашковом венке» Г.
Студеникиной: явилась нежданная беда в
божий дом – дом двоих, грабительно-разо-
рительная,
«с тузом бубновым на горбу»
.
Судьба? Храните судьбу, и судьба будет
хранить ваш очаг, ваш успех, ваш смех, ваш
короткий праздник жизни… Но как это по-
рою нелегко, когда в
«обыденности прячут-
ся изъяны»
.
И вот они, банальные ссоры,
низводящие героиню
«ко дну, в бездонную
яму
»
…А ведь ощущала себя, —
«самой-са-
мой…»,
держа мир в своих руках… Что же
теперь – лукавое перемирье?.. Пусть будет
так, но разве можно
«определять сознанье
только бытом»?
ОНАне спешит в это верить, а ОН –
«бес-
помощен и нем»,
как и тысячи мужчин, чей
«дух как мёртв»,
у же не верящих ни в Бога,
ни в чёрта, а коль нет Бога – всё дозволено,
и –
«никаких проблем».
Это – страшно, это
–падение во зло. Но ведь оттуда, с возвышен-
ных небес (хоть бесись и кричи!), всё ещё
светит и светит им, двоим, любовь, даро-
ванная Богом. И, что же, напрочь отрекаться
от неё? Героиня верит:
«спасут её
(любовь
– Н.П.)
небытиё
(духовность-Н.П.)
и быт
– когда душа о той любви болит, когда мы
вскормлены небесной манной».
Однако «небесная манна» дарит иллю-
зию, что всё – для любви и на любви. Жизнь
слишком материальна, особенно – нынеш-
няя. Невольно вспоминаются «Афоризмы
житейской мудрости» А. Шопенгауэра:
люди увлечены наживой, заимели дворцы,
дорогие вещи… Но им скучно, тоскливо,
одиноко, многие кончают жизнь самоубий-
ством. Почему? Счастье-то не в накопитель-
стве, не в фетише вещей, а в самом себе, в
своей самодостаточности. И, конечно же,
– в детях, которых дает нам Бог (природа!).
Но, к сожалению, в «Ромашковом венке»,
–
«мертво дитя»,
хотя
«дитя
стучалось
в сердце за любовью».
Кто виновен: Бог,
обида? Нет и нет!
«Мы
страсти, не люб-
ви, отбыли срок».
Оба плели розовый
венок, но, увы, у НЕЁ – терновый…И всё
же, всё же:
«Сплетем-ка мы ромашковый
венок!».
Героиня верит в то, что именно
ОНА его Муза, и если ОН потеряет её, то
потеряет себя.
8-ой сонет – это ода любви. Весь мир
– в одном слове:
«любовь…»
.
И ромашковый венок – как олицетворе-
ние любви. Но он может быть и венчаль-
ным, и поминальным, если… твой Рыцарь
непреходяще уныл,
«глядит в непразднич-
ную бесконечность»,
не потому ли и время
«замертво легло»
?
Но виновны двое
(«Мы
не смогли…).
Время помогает тем, кто лю-
бит…
Всё прахом? Боль? Безнадёжье? Пос-
ледний круг ада?На пути – подножки?
Невежды? Но –как озарение:
«Бог даст
– простит за дерзкую надежду спасти
себя и путь, что был загадан… Бог даст
– спасёт. Спасу надежду прежде! Любовь
пусть будет памяти усладой».
Случаются в жизни чудеса, но не хвата-
ет их на всех, и, наверное, изверившись в
ином повороте судьбы, героиня и сама сры-
вается на укоризну (бывает, да ещё как!):
«Взлететь со мною ты, увы, не мог: свой
камень – на душе – считал ты кладом…
Хотя ему и проиграла Лада, уже ей без-
различен твой упрёк: «От бед моих ты
далека» – Божок! Ещё вчера была я слиш-
ком рядом».
Но не всё так просто и однозначно, ибо
сладко, да ещё как сладко для героини иг-
рать в любовь, и она настолько увлечена
этой ролью (может, по инерции?), что сама
себе отвечает вопросом: а надо ль вообще
в неё, в любовь, не играть? И это – типич-
но.
Растёт и растёт «стена» между двоими:
уже ОНА – с этой, ОН – с другой. А о самом
главном – о любви! – почти молчание, как
будто любви и не было.
И завтра героиня первая в последний раз
шепнёт ЕМУ, что ни о чём не жалеет, исче-
зая за углом –
«последнюю из собственных
потерь».
И – щемящее:
«Пока близки, хотя
уже не слиты… Пока, ночною сыростью
размыты, почти вдвоём – сквозь зелень,
синь и серь…Пока за мною не закрылась
дверь… Я оглянусь: «Ни дня не позабы-
то!».
И это, думаю, — с ромашковой нежнос-
тью…Для НЕЁ ромашки не стали чёрными.
Они – неразлюбимо белые-белые. Как биб-
лейские святые одежды.
Героиня уходит с чаянием счастья в
будущем, хотя и смутным. Но – с утратой
времени, наверное, не на того, кто был бы
несломлено-единственным и испил бы
чашу жизни до конца. А может, уход «обе-
щает встречу впереди»? А может, потом всё
начать сначала?
«Ромашковый венок» Г. Студеникиной –
протуберанцы её души, зрелости, расцвета,
вызов самой себе, своему таланту?.. Но как
как, впрочем, и вся плеяда артистов фильма
«Формат». И не только: режиссер умеет остро
акцентировать внимание и на актуальнейших
проблемах времени, независимо от того, проис-
ходит ли действие почти сто лет назад (как в
фильме «Формат»), в советском пространстве
60 –70-х годов («Жил-был доктор») или в
наши дни. В его фильмах встает сама судьба
России: трагическая, непредсказуемая и под-
час нелепая в своем стихийном проявлении,
вызывая целый ряд тревожных вопросов и
размышлений. И ставший «вечным» вопрос:
что дала революция России, народу, интелли-
генции? Эти два фильма режиссера восприни-
маются как продолжение один другого.
Неприкаянна и трагична судьба талантли-
вой балерины Мариинского театра и летчика
«формата», вынужденных искать убежище
вне родной страны, в которой господствует
революционная стихия. Сложна и драматична
жизнь доктора Николая Александровича(арт.
В.Ткаченок) – человека долга и чести, живу-
щего по нравственным законам в советском
пространстве, где в уездных больницах сменя-
ется каждые три года по пять специалистов,
Эссе
ÍÅÐÀÇËÞÁÈÌÎ ÁÅËÛÅ-ÁÅËÛÅ ÐÎÌÀØÊÈ?
Студеникина Г.– Ромашковый венок. – Венок сонетов.– К юбилею поэтессы.– ДП, №4,2012.– С.4.
это нелегко сохранять свою самобытность,
неповторимость, говорить так простыми,
запетыми в повседневности, словами, что
возникает вещее поэтическое слово:
«
Лю-
бовь не зла, но, как весна, упряма желань-
ем быть», «Судьба хранит, когда хранишь
судьбу», «Нет прочности в изъянистых
мирах!», «Определять сознанье бытом?..
А что определять небытиём?..», «А
наши судьбы тем лишь идеальны, что
в них любовь», «Любовь одна воистину
реальна», «А у неладного своя мораль»,
«Любовь пусть будет памяти усладой»,
«Не каменность запомнится – улыбка»,
«Ещё вчера была я слишком рядом… Я
завтра буду слишком далеко
»
…
Возникает
магия слов. Нам хочется признать их свои-
ми, употреблять в своей речи.
Кстати, Г. Студеникина во всех своих
стихах – «златодобытчица» слова, смысла,
крылатых выражений (пословиц и погово-
рок). Языкотворец, создающий собственную
вселенную. Плотность стиля, концентра-
ция смысла равны поистине библейским
мудрым псалмам. Лучше – не договорить.
Лучше – ничего лишнего.
ОН и ОНА… ДВОЕ… Тема актуаль-
нейшая , но есть в «Ромашковом венке»
и третий, не всегда видимый, герой – это
наше непростое, убыстрённое время, когда
под прессом быта (бедность – худшее из
рабств!) и бездуховности гибнут тысячи
судеб, ибо идёт потаённое и явное ограбле-
ние России-Матушки, её золотых недр, а по-
эзия, выпрямляющая и возвышающая души,
гибнет, не появившись на свет… Ритмика,
рифмы, недомолвки, намёки, рубленность
строк, многоточия, текст и подтексты, крики
умолчания, идея и страсть автора, ускорен-
ность смены событий и чувств, читаемость
на едином дыхании – всё, кажется, под-
чинено ему, времени. А может, оно, наше
сложнейшее время, и есть главный герой
венка сонетов?
Когда-то я, совершенно юный, обоже-
ствляюший поэзию, осмелился спросить у
К.Симонова: как отличить хорошие стихи
от плохих? Ответ автора всенародно люби-
мого «Жди меня» удивил всех своей про-
стотой: «Если стихи вам нравятся, значит,
они хорошие; если не нравятся – плохие».
Никаких литературоведческих изысков,
главное – субъективное восприятие! Моя
душа отозвалась на «Ромашковый венок» Г.
Студеникиной. Несомненно, у других будет
только своё, незаёмное, прочтение этого вен-
ка сонетов, у третьих – своё…И это хорошо,
и это – не во вред литературоведению. Как и
в жизни: у каждого свой ромашковый венок
любви и судьбы.
НиколайПоляков,член Союзажурнали-
стов РФ, г. Брянск, 10 августа 2012 года.
ÏÎ ÑÒÐÀÍÈÖÀÌ ÊÈÍÎÔÅÑÒÈÂÀËß
(Îêîí÷àíèå)
умирают деревни и оставшиеся брошенными
одинокие люди испытывают дефицит помощи,
где в районных центрах, как и на всей огром-
ной территории страны, царят бюрократия,
запустение и нехватка духовных ценностей,
где книгу можно «достать» как редкий экспо-
нат, а бразильский кофе получить по случаю
(«Жил-был доктор»). Как художественно и
колоритно найдена связь времен в кадре при-
езда Николая Александровича в Ленинград в
«потомственную» родительскую квартиру, по
стенам которой развешаны «исторические»
фотографии предков (красных командиров,
сестер милосердий, участников войн). Объек-
тив задерживается на летящем в пике на ог-
ромной скорости самолете. Куда он летит, и
что последует за этим далее? Вопрос, который
возникает невольно.
Есть в фильме «Формат» впечатляющий
эпизод, отображающий и сегодня весьма поле-
мичную проблему, – народ и интеллигенция:
матросы и красногвардейцы в Мариинском
театре приобщаются к искусству. Ведущий
«служитель муз» с комичным пафосом ком-
ментирует балетный танец с поправкой на
время и публику: «Это не принц, а черный
дьявол революции, похищающий прекрасных
девушек». А на переднем плане перед зрителя-
ми проходит вереница «бойцов революции»:
с глумливыми улыбками, обращенными к
порхающим балеринам, разнузданных и само-
довольно-наглых, понимающих только язык
жестокой силы. Непросвещенный народ далек
от «буржуазного» искусства, но для него лишь
повод для развлечений и проявления темных
страстей. Как близок этот эпизод к бунинскому
восприятию народа в революции в «Окаянных
днях»! Но вот что примечательно в фильмах
В. Сорокина: в них исключены эпические
картины, которые мы видели в фильмах о ре-
волюции по романам «Белая гвардия» М.Бул-
гакова и «Доктор Живаго» Б.Пастернака. Он
режиссёр, прежде всего, психологического
плана, акцентирующий внимание на нрав-
ственном уровне личности, независимо от
того, включена ли она в действенную сферу
любви, дружбы или гражданского служения.
По этим канонам режиссер и конструирует
своих героев.
Документальные фильмы С. Головецкого
прошли под рубрикой «Кино не для всех». Вы-
бор объектов отображения непрост. Сложный,
глубинный и полемичный писатель Андрей
Битов и философия в личностях и актуаль-
ных проблемах, звучащих с экрана: «Может
ли философия спасти человека, пробудить
знание? Спасала ли кого-нибудь истина? Все
ли реализованы ресурсы свободы?» и другие
под силу скорее зрителю «посвященному». Но
тем и интересны они, что обращены к неорди-
нарным категориям, личностям необычным,
открывающим тайны своего глобального
мира, впускающим в лабораторию собствен-
ного творчества. По таким фильмам хорошо
проводить полемику, которой так недостает
нашему времени.
Словом, кинофестиваль волнует, пробуж-
дает мысли и «чувства добрые». А это уже
удача.
Людмила Малюкова, член СП России.