5 / 10
5
¹6-7 – 2012 ã
Ëèòåðàòóðíàÿ ñòðàíèöà
«До чего разбитые у нас тротуары! Трещины, как после землетрясения. Через подошву каждый
камушек чувствуется. Раньше так не было!» – думала Вера Максимовна, с трудом переставляя
отёкшие к концу рабочего дня ноги.
Воздух, казалось, растворился в зное. Пыльные листья деревьев,
в призрачную тень которых жалась Вера Максимовна, безжизненно
поникли. Всё замерло в неподвижной духоте…
Сорок лет, изо дня в день, в грязь и гололёд, в жару и метель,
мерила она знакомую тропу к заводу бодрыми шагами уверенной в
себе женщины. Всё в её жизни сложилось нормально: работа, где, как
ей казалось, она была на своём месте, хорошая семья, сын, которым
гордилась бы любая мать. Умница, красавец, морской офицер. Живёт,
жаль, далеко. Служил на Дальнем Востоке, там и остался, женился.
«Может, к концу лета приедет, – надеялась мать, – внучка Антошку
привезёт: ему четыре годочка уже, а видела его только на фотографии.
Обещал телеграмму отбить. Вот только муж не увидит. Уж два года
как нет его, родимого, советчика и заступника моего», – горько со-
жалела Вера Максимовна.
Подступала старость, нежданно одинокая и безрадостная. Теле-
га жизни скрипела по инерции. Силы убывали. До обидного быстро
износилось сердце. Когда случался очередной приступ стенокардии,
её сковывал глубинный страх, что это конец…
Но отпускало, и Вера Максимовна снова цеплялась мыслями за
жизнь, суетилась по хозяйству, что-то планировала, бежала, бежала
по кругу…
«До чего же душно! Наверное, дождь будет. Хотя бы! Всё горит,
гибнет…»
Под раскидистой шелковицей она остановилась, переводя ды-
хание, сняла соломенную шляпу, без которой теперь не выходила в
жару, стала обмахиваться.
Одышка понемногу отступала, но сил по-прежнему не было. Она
с завистью посмотрела вслед загорелой девушке. Та, щебеча по со-
товому, легко преодолела подъём, ступить на который Вера Максимовна собиралась с духом.
«Надо бросать работу». – Она невольно оглянулась на завод, что ещё виднелся вдали за пяти-
этажками.
Всё отдала ему: свою молодость, силы, здоровье. Вся жизнь её прошла здесь. Один и тот же
завод, один и тот же цех, даже её рабочее место почти не изменилось за это время, последние
двадцать лет тот же стол, та же тумбочка, и чайник, кажется, тот же на ней. Только настенный
календарь менялся каждый год. И как же быстро пролетели эти годики! Сорок лет! Представить
только! Всю энергию оставила она там, все соки выцедил из неё завод. А что взамен получила?
Несуразную пенсию да коллекцию болячек.
«Надо бросать работу… И чего за неё держаться? – продолжала плестись в её мозгу горькая
дума. – Дожидаться, что вынесут ногами вперёд?.. Когда ж для себя пожить?..» Раньше они с мужем
мечтали поездить, попутешествовать, когда выйдут на пенсию. Не пришлось…
Вера Максимовна глубоко вздохнула, снова прикрыла закрашенную хной седину спасительной
шляпкой и понуро двинулась дальше.
Вдруг её окликнули. Она обернулась.
– О, Танечка!
– А я смотрю, Вера Максимовна, вы ли это? Как поживаете? Работаете ещё? – Молодая женщи-
на притормозила, подстраиваясь под шаг пожилой знакомой.
– Живу потихоньку, слава Богу. Вот с работы иду. Жара добивает.
– Да, жаркое выдалось лето…
– А ты как? Куда устроилась?
– В фирму одну взяли, правда, с испытательным сроком. Но ничего, пока нравится. И зарплата
не в пример нашей.
Около года назад Татьяна вместе со своей подругой и сотрудницей ВерыМаксимовны Светкой
Рыбниковой попала под сокращение.
– Повезло!.. А Светка, подружка твоя, как же? Работает?
– Да какой там! И не пытается искать. Пока биржа труда платит – ей и так хорошо. Гуляет.
– Пьёт? – без обиняков спросила Вера Максимовна.
Татьяна замялась.
– Ну, бывает… – Но, не выдержав проницательного взгляда серых, в морщинках глаз, подтвер-
дила, погрустнев:
– Пьёт. Почти каждый день напивается. Родные не знают, что делать. Я с ней сколько раз пыта-
лась поговорить… Всё без толку!.. Ой, моя маршрутка! Простите, Вера Максимовна, я побегу, до
свидания! – Уже с подножки крикнула:
– Передавайте нашим привет! – и исчезла в салоне автобуса.
– Надо же… Совсем опустилась, – пробормотала Вера Максимовна, со смесью досады и со-
жаления думая о Рыбниковой.
На память пришло, как лет десять назад Светка, молодая, бойкая, броской внешности, впервые
появилась у них в цехе. Незадолго до того она рассталась с мужем, на руках у неё остался шести-
летний сын. Беззаботная «разведёнка» привлекла внимание цеховых парней и, по слухам, была
доступна, крутила шашни направо и налево.
Глухое раздражение на Светку всё возрастало, будто неудоволь-
ствие дорогой, жарой и всей жизнью Вера Максимовна переключила
на неё.
Припомнился неприятный эпизод, до сих пор саднящий душу.
Прошлой весной Веру Максимовну вызвал начальник цеха Шата-
лов, стал интересоваться здоровьем, задавал вопросы о житье-бытье.
Она сразу поняла, с чего эта «забота». Раньше такой внимательностью
начальник не отличался.
– Уволить собираетесь? Я что, Пётр Тимофеевич, плохо с работой
справляюсь? – насупилась Вера Максимовна.
– Нет, почему же? Справляешься… Но распоряжение… Надо
кого-то. А ты, Плужникова, пенсию уже заработала, – с расстановкой,
подбирая слова, сказал Шаталов. Видно разговор ему тоже давался
непросто. Всё-таки она прослужила под его началом без малого
тридцать лет.
– Что та пенсия! Что та пенсия? – загорячилась работница. – Слёзы
и только! А цены какие? А коммунальные растут. Лекарства вон одни
сколько стоят!
– Да знаю я, Вера! Но вот спустили разнарядку: по одному чело-
веку от каждого подразделения. Всё!
– Так я самая непригодная? Вы посмотрите, сколько работы на мне!
Другие и половины того не тянут, хоть и молодые. Вон Рыбникова!
Что ни понедельник – прогул. А потом три дня отходит: то базар, то
перекуры! Она – ценный работник, да?
Шаталов поморщился, потёр ладонью лоб.
– Жалко мне её, понимаешь? На предприятии ещё держится, а
так… пропадёт.
– А меня не жалко? – запальчиво выкрикнула Вера Максимовна,
и в её голосе взвились тонкие нотки.
Пётр Тимофеевич остановил на ней долгий укоризненный взгляд. Наконец тяжело вздохнул.
– Жалко. Всех жалко. Ладно. Иди.
На следующий день стало известно, что Рыбникову сокращают…
Получается, Шаталов был прав.
«Сама виновата! – сердито думала Вера Максимовна о бывшей сотруднице. – Бесхарактерная!
Дура! – ругнулась она, но легче не становилось. Душевные угрызения растравили покой. Хоте-
лось найти правдивые доводы. – Разве я могла предугадать?.. При чём я, что она спивается?.. А
тогда нужно было хоть зубами держаться! Вопрос принципа! Как это: меня, специалиста, с таким
стажем! Вышвырнуть за завод?! Как котёнка! Как пустышку!..»
Она приостановилась, перекладывая тяжёлую сумку в другую руку.
Всё правильно. Для предприятия она, Вера Максимовна Плужникова, была важней, её и остави-
ли!
Внутренний голос, насмешливый, несговорчивый, возразил: «И чего добилась? Ну, протянула
ещё годок. Остатки здоровья потеряла. А у Рыбниковой жизнь под откос пошла… Хотя голова у
неё варила, быстро всё схватывала. Институт закончила…»
Вера Максимовна добрела до своего двора и бессильно опустилась на лавочку в тени старой
липы.
– Как хорошо, – невольно выдохнула она, пристраивая усталые ноги на край песочницы.
Из-за пекла на детской площадке никого не было. В стороне под навесом мужики, беззлобно
поругиваясь, стучали костяшками домино. На скамейке у подъезда сидело несколько домохозяек,
коротая время, смакуя слухи.
«Живут же люди на пенсии, – глядя на них, подумала, будто убеждая себя, Максимовна. – И
ничего. Живы, довольны…Вот доработаю до отпуска и рассчитаюсь. Сколько можно…На первое
время я скопила. А там, глядишь, пенсию добавят, как обещают».
Смута в душе, оставленная неприятным Таниным сообщением, постепенно рассеивалась. В
конце концов, Светка – самостоятельная женщина. Сын вырос. Семья её поддерживает, не безрод-
ная. «У каждого есть свой выбор», – успокоила свою совесть Вера Максимовна.
Она почувствовала, что тяжесть в сердце прошла, в сознании появилась ясность, а в теле лёг-
кость…
Из подъезда выпорхнула рыжая разбитная почтальонша Маша.
– А, Максимовна! – обрадовалась она. – А я звоню в вашу квартиру, звоню… Где вы пропада-
ете? Телеграмму получите.
Вера Максимовна не шевелилась.
– Вы что, спите? – Маша тронула женщину за плечо и вдруг закричала пронзительно, в диком
ужасе, который вызывает у человека внезапная смерть.
Ñâîé âûáîð
Ëþäìèëà Õëûñòîâà
рассказ
ÏÎ ÑÒÐÀÍÈÖÀÌ ÊÈÍÎÔÅÑÒÈÂÀËß
Фестивали в Таганроге уже стали традицией. Но «майский» кинофестиваль, пожалуй,
самый зрелищный и многолюдный. Город бурлит на широкой территории. Обычно, кинофе-
стиваль открывают в огромном дворце «Фестивальный» завода «Красный кательщик», демон-
стрируют фильмы в новомодных залах: Публичной библиотеки, «Молодежного», «Дворца
культуры». И как канон, по-
дарок городу, – всегда нечто
новое о его великом земляке
А.П.Чехове.
В этом году зрители уви-
дели фильм «Поклонница»
(реж. В.Мельников), приот-
крывающий еще одну стра-
ницу жизни писателя – «за-
гадку» отношений к очаро-
вательной А.Авиловой (арт.
С.Иванова) . Несомненно,
Чехов в исполнении Кирилла
Пирогова – фигура захватыва-
ющая, покоряющая поэтичностью и в то же время внутренней человечностью. После его
первой режиссерской работы с известным Петром Фоменко и роли легендарного Максудова
в «Театральном романе» М.Булгакова такой «переход» кажется неожиданным и стоит многого,
потому что перед нами образы неординарные, психологически диаметральные.
Конечно, кинофорум по части «захвата» одним этим фильмом не ограничился. А всего
их было представлено немало, различных по жанрам и эстетическому напряжению: художе-
ственных, документальных, анимационных. Среди них – «Дирижер» П.Лунгина, «Жил-был
доктор» и «Судьба по имени «Формат» В. Сорокина, «Елена» А.Звягинцева, «Презумпция
согласия»Ф. Абдуллова, «Ан-
дрей Битов. Писатель в нена-
писанном мире» и «Философ-
ский остров» С.Головецкого,
«Мой отец Барышников» Д.
Поволоцкого и М. Другого.
Разбросанность мест де-
монстрации и совпадение
по времени не позволили
автору обозреть всюпредстав-
ленную кинопанораму. Но из
увиденного заметный след ос-
тавили фильмы В. Сорокина
и С. Головецкого. Вне сомне-
ния, как было сказано ведущей Т.Муштаковой, В.Сорокин умеет удивительно точно подбирать
на роль артистов: дуэт Ольги Корсаковой-Подкаминской и Андрея Сухотинского-Губанова
поистине трогает какой-то внутренней гармоничностью и сценической пластичностью, как,
(Îêîí÷àíèå íàñòð.6)