78 / 224
78
Êðàñíûå îãíè
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
15 июля г. Северодонецк
Здравствуй, Володя!
Сейчас я нахожусь в Северодонецке — послали сюда на работу. Город
химиков —так его здесь называют. Город молодой, благоустроенный, везде
асфальт и проспекты, дома все серые, многоэтажные. Начинается он цен-
тром и центром кончается — здесь нет ни одной частной постройки.
Я думала, нам дадут ученический отпуск, но не вышло — работы тут
много, а людей пока мало. Вместе с нами прислали сюда пятьдесят человек
из Ялты, тридцать пять из Луганска и сорок наших из Кадиевки. Всё для
общепита, для создания условий серьёзно занятой молодёжи. Сейчас уст-
раиваемся на работу, на той неделе вместе со всеми порядочными людьми
будем шагать туда, где отдают свой труд и получают взамен красненькие
бумажки.
Живём пока в школе, но хотим попасть в новое, открывающееся на днях,
общежитие. Вчера уже успели побывать на танцах. Не знаю, какие танцы у
вас, и ничего сказать о них не могу, но здесь они просто замечательные, и мо-
лодёжь на них может получить всё, что ей сейчас нужно. Или почти всё.
Как ты там теперь? Что думаешь делать летом?
А сейчас вот что: я хочу, чтобы ты ясно и понятно ответил мне, как
ты ко мне относишься? Лично мне всё это ужасно надоело — я пишу тебе,
ты молчишь, я снова пишу, а ты и в ус не дуешь.
Скажи, почему не было твоего письма в Верхняки, в конце мая? Ведь я
писала тебе. Скажешь, — думал, уехала и письмо не застанет меня, да?
Эх ты!
Володя, пока до свиданья.
Лариска.
1.
Метров через сто ещё развилка — в кусты ныряет совсем маленькая, едва
заметная в жёсткой траве, тропинка.
— Сюда? — спросила Лариса и свернула, не дожидаясь ответа.
Я поворачиваю следом, и мы дерёмся сквозь заросли. Лариса осторожно
раздвигает низкие ветви, но всё равно редкий сушняк чертит на загаре рук
белые полосы, липнет на лицо застарелая паутина, перед глазами мельтешат
какие-то мошки… Ну, нашла тропку! Но вернуться назад нельзя — мы пер-
вопроходцы! И потому только вперёд!
Странная, вообще-то, тропка. Уж не зверьё ли её натоптало? Только нет
здесь зверья, разве что — собаки забредут когда сдуру или в тоске по одича-
лости своих предков. Или осталась она ещё с тех времен, когда было вокруг
зверьё, не заросла совсем, не исчезла? Кто-то из стариков мне рассказывал,
что после войны, когда город примыкал ещё только к одному краю рощи и
был здесь сильно похож на деревню, зимними голодными ночами выходили из
рощи волки и нагоняли на крайние хаты хрипастым воем тоскливую жуть.
Ну а теперь что? Ни степи, ни леса, ни волков. И воют только троллейбусы
редукторами задних мостов.