73 / 224
73
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
— Ты этим часто пользуешься?
— Я же особа «женскаго полу».
— И мне, конечно, знать нельзя.
— Можно. Только нельзя говорить — ни за что не исполнится.
— Как же быть?
— Вот исполнится, тогда скажу.
— Долго ждать?
— А это уж как получится.
— А если не исполнится?
—Тогда не скажу. Только исполнится обязательно! Верь в это, слышишь?!
Давай ждать, а? — засмеялась она, но вдруг серьёзно добавила:
— Так нужно...
И я согласился, я ждал. Но так и не узнал, о чём загадала она тогда на на-
бережной. Наверное, что-то очень необходимое ей в ту минуту. Возможно,
её желание так и не исполнилось, или она просто забыла о нём, как часто
люди забывают потом о многом, что раньше казалось дорогим и «на всю
жизнь». Но я ждал, помнил — но не спрашивал. А сама она мне ничего так
и не сказала...
Набережная. Павильоны, длинные рейчатые скамейки, старинные чу-
гунные кнехты с витиеватыми надписями завода-изготовителя, плавучие
рестораны. Тогда она ещё была лицом города. Летними вечерами здесь
любили гулять горожане, сюда с гордостью привозили приезжих. Уютное и
красивое место, со свежим речным воздухом, длинными гудками теплоходов,
уходящих далеко-далеко...
Мы шли вдоль парапета, изредка останавливались возле судов у причаль-
ных стенок, на палубах которых уже бегали матросы с вёдрами и швабрами,
глухо шипели брандспойты, рассматривали замысловатые цветочные узоры на
клумбах, читали надписи на уже тёплых от солнца чугунных чушках-кнехтах.
Потом я показал Ларисе новый речной вокзал — бело-голубой красавец, у
ног которого плескались волны Дона.
Поднялось солнце. И сразу ветерок, остро пахнущий сыростью, свежей
рыбой и мазутом, погнал последние клочья тумана куда-то вниз по реке; от-
крылась чистая и широкая водная гладь, — маленькие волны, как большие
зеркала, мерцали на её поверхности светом и тенью.
В ветвях деревьев неутомимо ссорились воробьи, по асфальту чинно рас-
хаживали голуби в поисках утреннего корма, появились прохожие: речники,
спешащие на работу, припоздавшие рыбаки с удочками и первыми сигарета-
ми, изредка попадались парочки вроде нас — день для них ещё не начался, а
ночь не кончилась, — и они, невесть откуда, стекались к лестнице, медленно
уходили в город.
В шесть часов открылся летний буфет на речном вокзале. Мы ели «камен-
ные» пирожки с повидлом, устроившись на длинной скамье, запивали их мут-
ным лимонадом. Я не терпел пирожки с повидлом, но сейчас они почему-то
казались вкусными— то ли от голода, то ли оттого, что их ест Лариса. Позже
я узнал, она тоже не переносит их, да ещё чёрствые, но тогда мы любили всё:
и город, и реку, и людей на набережной, и даже приторно-сладкую твёрдость
пирожков. И ещё, наверное, мы любили друг друга...