80 / 224
80
Êðàñíûå îãíè
всегда весёлая и отчаянная, а теперь почему-то серьёзная—очень взрослая и
красивая девушка, — и мне нравилось, что именно она взрослая и красивая,
что сидим мы сейчас здесь вдвоём, а вокруг не рванная людскими голосами
тишина, и пытаемся мы как-то решать свою судьбу — неумело и осторожно,
хотим что-то сказать и не можем. Хотим и не можем — это самое трудное,
пожалуй, в нашей жизни, и перед ним останавливаются многие.
Она отняла руку, смотрела теперь куда-то в сторону. Наверное, мы были
чуточку похожи на разобидевшихся детсадовцев. А может, и нет. Ведь всё это,
в самом деле, было трудным для нас. Как настоять на своём, но не принуж-
дать? Как сделать, чтобы лучше стало нам обоим? Как сказать ей всё, когда
не поворачивается язык и, хотя знаешь её уже столько времени, понимаешь,
чего она хочет, почти уверен во всём, но всякий раз она для тебя новая, не-
знакомка, и ты спотыкаешься, останавливаешься, будто при первой встрече,
— ведь ты ещё никогда не говорил ничего подобного.
Да и хорошо это, наверное, — не привыкать к таким словам, не мешать
их с обыденностью, не упрощать. Нелёгкое это занятие, когда в первый раз,
когда для тебя эта девчонка всё или почти всё.
Что я испытывал к ней в тот момент? Видимо, что-то очень хорошее. Смо-
трел на неё, и душа полнилась нежностью. Я чувствовал, я знал — другой
мне не надо. Все эти прошлые увлечения — чепуха, миф! Но что бы было,
если бы она не приехала, если бы вообще никогда не приезжала? Письма?
Они таяли, мельчали — их тоже бы давно не было. Только на этих жданных
и нежданных встречах мы тянем, держимся. Только на них.
Я тоже стал перед ней на колени, потянулся, приник, стал её целовать.
Долго, счастливо. Так и стояли мы друг перед другом на коленях и целовались,
робко, нежно — точно каялись. Молча! Отчаянно! Бесконечно...
—Володя, ты должен ко мне приехать! —Она дышала трудно, я чувство-
вал, как вздымается её грудь. — Это не просто мои прежние приставания.
Пойми, иначе у нас ничего не выйдет, всё будет зря, если ты не приедешь ко
мне сам. Так надо. Так должно быть... — В кустах на той стороне поляны
что-то звякнуло, и Лариса замолчала. Мы посмотрели на кусты и ничего,
кроме самих кустов да деревьев, не увидели.
Но слова уже улетели, оборвались, и мы снова сидели рядом и молчали,
опять шептал нам что-то ветер в листве деревьев.
Солнце катилось по небу, и световая яма на поляне, становилась всё шире,
подбиралась к нам, меняя всё вокруг. Мы смотрели на это движение света и
ждали — ждали чего-то такого решительного и мгновенного, точно сигнала
к очень нужному нам обоим. Вот как только доползёт до нас черта тени,
коснётся нас солнце, мы встанем и уйдём дальше в чащу, переместимся по
жизни, чтобы стать совсем другими.
И тут я понял: солнце не достанет нас! Большой клён справа от нас слиш-
ком далеко выставился на поляну, развесился широкими листьями, разлапился
мощными ветвями и цепко держит тень своей кроной — солнце уже стало
заходить за неё. Никуда мы не уйдем, нигде не переместимся! Я посмотрел
на клён, на светило, на такую обширную поляну, где каждому должно быть
солнечно, но не всякому удавалось, и на душе стало тоскливо.