Previous Page  22 / 220 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 22 / 220 Next Page
Page Background

22

Ãåííàäèé Ñåëèãåíèí

лопачивал это своё чувство. Да ведь их, его стариков, его родителей как бы

уже и нет вовсе. Они со всем смирились, от всего, что было с ним связано,

отказались. Похоже, напрочь отказались и от него самого, а может, просто

забыли. Как-никак пятнадцать лет «глаза не казал». И хоть бы он пропал на

войне или отбывал в тюрьме, тогда они, наверное, ждали бы его. И надея-

лись. И тогда в их жизни был бы просвет, а в душе и в глазах сохранилась бы

память. Но он писал, что у него всё хорошо. Он закончил институт, а потом

женился, а потом родилась дочь, а потом его повысили…

И у них пропала вера.

…Никитов прожил с родителями пять дней. И ему всё время было не-

удобно. Он стыдился за те первоначальные слова, за обещание забрать их

в город, вывезти из затихающей мёртвым сном деревни. Он чувствовал: и

они тяготятся его присутствием. Надо было на какое-то время отстраниться

друг от друга, вжиться в новое положение. И Никитов сказал, что съездит в

Лесной купить для отца резиновые сапоги.

Однако резиновых сапог в раймаге не оказалось. Он рассудил: отпуска у

него ещё довольно, и, хоть до города путь не близкий, он, чтобы сдержать

слово, успеет, постарается обернуться. А после, порешат с женой и насчёт

переезда родителей.

Сапоги он купил сразу по приезде в город, но собрался с ними в деревню

только через три года. Утешал себя заморочками с выбиванием и получени-

ем трёхкомнатной квартиры. Так что, к родителям приехал теперь не только

с резиновыми сапогами.

Сейчас, держась за ветку дерева, Никитов торкался в прежнюю стену:

«Боже мой, боже мой, да что ж это такое?! Да как я мог приехать вчера,

когда железная дорога в тупике, а рельсы давно поржавели?.. Ладно, пись-

ма забывал писать… Ну, а это? Куда могли провалиться годы? Или тут всё

перемешано?..»

3

В вокзальчике и на потресканном асфальтовом пятачке Никитов повстре-

чал всё тех же людей. Начал приставать со своей родовой фамилией, спраши-

вать об отце и матери. Дошёл до того, что спрашивал о себе: не знают ли они

такого? Старушки глядели покорливыми глазами овечек, старики морщили

лбы, будто он сбивал их с каких-то неподъёмных мыслей. Время от време-

ни они разбредались по лесу, но не слишком далеко, а так, чтобы в любой

момент скоренько подтянуться к вокзалу. В лесу они что-то выковыривали,

рвали, мяли, потом долго, не спеша, жевали. Никитов озирал их потухшие,

беспамятные лица, и два вопроса неотлучно досаждали ему: «Чем они будут

питаться зимой? Куда денут себя?»

Одна мысль вернула его к сплавщикам...

Пока обретался на станции, человечий выводок держался подальше от его

глаз. Но стоило заглубиться в лес, — тоже снялся. Так и шли они: впереди

истрёпанный, потерявший сытый лоск, Никитов с чемоданом и отцовскими

сапогами через плечо, за ним — молчаливая мадонна с младенцем, потом

— мальчик в капелюхе. Длинные полы пиджака его цеплялись за ветки ку-