20 / 220
20
Ãåííàäèé Ñåëèãåíèí
это, свободное от дремучего леса место, в полном смысле и нельзя было
назвать пустырём. То есть, его совсем нельзя было называть таким именем.
Потому как по обе стороны разгонистой улицы гнездились усадьбы в зелё-
ной оправе домашних деревьев. Конечно, избы были темны, а другие — с
закрытыми ставнями — подслеповаты. Дурной травой взялись огороды, и
плакуче тянулись в небо журавли колодцев. Но всё это ещё не дышало тленом.
Так что, пустырём Никитов нарёк деревню совсем из другого смысла. В ней
ничего не просматривалось, даже слабо живого…А то, что было, держалось
тоской по человеку.
Когда он заходил в избы, то примкнувший к нему людской выводок, ждал
его за порогом. В избах хоть и обозначались в нетронутом виде кровати, шка-
фы, а также стулья и столы, хозяевами были жирная пыль и сиротный дух.
…Порог родительского дома он одолел послабелыми ногами.
— Доброго здоровья! Принимайте гостей.
Голос ударился о стены и возвратился к нему разломанный на части. Ни-
китов стал заглядывать в комнаты, неумышленно трогая всё, что попадалось
на пути. И везде, к чему касался, оставались следы пальцев.
Одно окно было совсем светлым, как бы недавно протёртым. Из угла взи-
рали строго и печально глаза иконного Саваофа. С божницы свисало чистое
полотенце. На белом блюдце стояла свеча со свежеоплывшим воском.
Никитов прошёлся по дому ещё, подозревая в нём человека, который не
так давно совершал моление. Никого не было. Тогда решил испытать удачу
во дворе.
Человечий выводок жался к срубу колодца. Женщина уложила на траву
младенца и прямо из ведра поила мальчика.
За дровяным сараем Никитову попался продолговатый окладок земли,
обмётанный молодой травкой. Увидел и крест. Грубый, из неотёсанных по-
леньев, перевязанных верёвочками. Встал перед ним на колени. Но никаких
зарубок об имени человека не обнаружил.
Время потерялось в его мыслях. «Выводок», наверное, скрылся в избе,
потому что из неё выглядывал мальчик. Выглядывал с такой натугой в лице,
будто собирался спросить, когда дядя вернётся в дом, где можно вполне устро-
иться для жизни. Но, похоже, смущался или вообще не умел говорить.
«Дядя» всё стоял на коленях, с повялой головой, вроде нищего.
Скорей всего, безымянный крест в родном дворе должен был вызвать у
Никитова сквозную боль. Он даже хотел этой боли. Как исцеления. Но её не
было. Видимо, потому, что верёвка памяти истончилась до паутинки. Одно
понимал: кто-то из его близких лежит в этой могиле, а другой, совсем недав-
но, покинул избу, ушёл из деревни. Может, последним ушёл из неё.
И Никитов двинулся наобум, в надежде кого-нибудь догнать или встре-
тить. Следом поспешал «выводок». Он терялся от этих людей. Неужто они
думают, он и впрямь куда-то их выведет?
Открыл чемодан, достал и разложил для них съестное. Сам присел за де-
ревом. В сердце плеснулось совсем кликушное: «Да нет у меня того зрячего
посоха! Нет!» Никитову почудилось, будто слова эти он прокричал в голос.
Потому опасливо обернулся.
Рядом с его спутниками мостился глухарь, а мальчик гладил его головку.