8 / 10
брым лицом. Увидев заплаканную Танюшку, Фаня завела её к себе. На широкой Фаниной груди
Танюшка поплакала, а потом Фаня собрала нехитрой снеди на стол, достала бутылочку водочки
из загашника, и они выпили по маленькой за «помин проклятущей этой любви». Захмелев, Фаня
нравоучительно сказала:
– Неправильная у тебя мечта, девонька! Хороший человек, он не обязательно офицер. Вон
твой-то полюбовник, хоть и офицерик, а ведь какая зараза, прости Господи! Сироту обидел, нет
ему прощения. Ты, голубушка, на гражданских ребят погляди, может, кто приличный и среди них
сыщется. Вон Вовчик-сантехник вокруг тебя вьётся. Нынче его профессия огромный спрос имеет,
зарабатывает хорошо. Ты как сыр в масле кататься будешь, только свистни…
Из глаз Танюшки опять полились слёзы.
– Не понимаете вы, баба Фаня! Офицер и сантехник – не одно и тоже. О чём я с сантехником
говорить буду, про унитазы да трубы что ли.
– А про что же ты с офицериком говорила? Про строевую подготовку или про манёвры?
Фаня заливисто засмеялась, искренне радуясь своему остроумию.
– С мужиками разве про это говорят, эх, дурёха! Ну не плачь, не плачь, будет тебе другой офи-
церик, какие твои годы!
Фаня как в воду глядела, вскоре к Танюшке в парикмахерскую стал захаживать тот самый
сосед по палате, что принёс записку. Сначала она встречалась с ним как бы назло обидчику, но
скоро обнаружила, что и этот по-своему хорош. Она убеждала себя, что теперешний возлюблен-
ный гораздо лучше прежнего: стройнее, речистее и ласковее. Когда его выписали из госпиталя, он
не удрал трусливо, как его предшественник, пришёл попрощаться, оставил свой адрес и обещал
писать. Время шло, писем от него не было. Она написала ему сама, ждала ответа, каждый день
заглядывала в почтовый ящик, но напрасно. Отчаявшись окончательно, Танюшка купила бутылку
водочки, собрала кое-что из закуски и вечером после работы постучалась в дверь к Фане. Фаня
встретила её, как всегда, приветливо, и они проводили и эту «проклятую любовь…»
Потом Танюшка знакомилась с офицерами ещё и ещё, но до свадьбы дело не доходило. Нельзя
сказать, что эти офицеры были плохие люди и намеренно хотели закружить ей голову, а потом, наи-
гравшись, бросить, как ненужную куклу. Видимо, было что-то в её поведении, что не располагало
к серьёзным отношениям, а может быть, она просто ещё не встретила своего суженого, и судьба
попросту разводила её с неподходящими кандидатами в мужья.
Вот и сегодня Танюшка пришла проводить свою любовь к лейтенанту Славику второй раз.
Один раз проводы любви к нему уже были. Танюшке было не просто жаль себя, ей было стыдно,
а винить никого кроме себя не приходилось. С молодым лейтенантом Славиком она тоже позна-
комилась через подругу Маринку, и всё было как всегда: бурный роман, расставание, и обещание
Славика писать письма. Писем не было, и Танюшка, поняв, что ждать бессмысленно, проводила
вместе с Фаней и эту «окаянную любовь». Это были первые проводы любви к Славику. Она была
подавлена и расстроена, переживая в очередной раз крушение своей мечты.
Как раз в этот период душевного опустошения она и совершила роковую покупку. Бродя в
воскресный день по городскому рынку, и закупив всё, что запланировала, она подошла к рядам,
где торговали животными. Танюшка умилялась, глядя на котят, щенят, хомячков, попугайчиков.
Живность покупать она не собиралась, просто любовалась ими, как прекрасными творениями
природы. Там, где продавали цыплят, к ней прицепилась дородная продавщица, которая упраши-
вала Танюшку купить задёшево оставшийся десяток жёлтеньких хорошеньких цыплят. Танюшка
лениво сопротивлялась, но всё же дала себя уговорить и домой вернулась с цыплячьим выводком.
Она посадила их в просторную коробку, выстлав дно бумагой. Цыплята пищали, сбиваясь в кучу.
Был конец апреля, отопление уже не работало, видимо, цыплята мёрзли. Пришлось обогревать
их настольной лампой. Танюшка и не предполагала, что с ними будет так много хлопот, но самое
главное, вместе с цыплятами в квартире поселился неистребимый запах курятника. Хотя она еже-
дневно меняла подстилающую бумагу, дух курятника пропитал, казалось всё. Танюшка постепенно
привыкла к нему и уже не замечала. А цыплята росли. Они уже выбирались из ящика и разгуливали
по всей квартире. Дом, в котором жила Танюшка был старый двухэтажный. В глубине двора были
сарайчики. Когда-то, когда в доме были угольные печи, каждой квартире полагался сарай для угля.
Теперь отопление стало центральным, жильцы сарайчики приспособили кто для чего: одни просто
устроили кладовую, а другие держали там птицу или кроликов. Танюшка тоже собиралась пере-
селить цыплят в сарайчик, как только подрастут. Вот уже прошли майские праздники, настали
унылые будни, и как-то вечером совершенно неожиданно раздался звонок в дверь. Танюшка никого
в гости не ждала, а потому была без макияжа, в старом халате, словом, в затрапезном виде. Она
глянула в «глазок». На площадке стоял кто-то с букетом цветов, пряча лицо за цветами. Поколе-
бавшись, она открыла дверь. Человек, стоявший за дверью, опустил букет, и она увидела, что это
Славик! Она не знала плакать ей или смеяться. Он к ней вернулся с цветами, значит любит! А она
сейчас без макияжа, одета ужасно …
Встреча произвела неизгладимое впечатление и на Славика. Он побледнел, выронил букет, и
неосознанно сделал шаг назад. Он ожидал увидеть свою любимую Танюшку, такую симпатичную
и славную. Но едва дверь открылась, и из квартиры на него пахнуло запахом курятника, Славика
чуть не стошнило. В лице девушки, что стояла на пороге, не было того очарования, которое всегда
излучала Танюшка. Перед ним была незнакомка, в лице которой едва угадывались Танюшкины
черты. Славик кубарем скатился по деревянной лестнице и выбежал из подъезда на свежий воздух.
Пулей промчался он мимо скамеечки со скучающими старушками, выбежал со двора на улицу и
быстро зашагал, куда глаза глядят.
Танюшка захлопнула входную дверь. Надо же, какое невезение! Она схватила веник и стала в
ярости гонять цыплят, как-будто они были главными виновниками бегства Славика. Цыплята жа-
лобно пищали и метались по квартире. Поостыв, она бросила веник и разрыдалась. Долго плакала
Танюшка, оплакивая очередную неудачу, а потом по-привычке достала из холодильника бутылоч-
ку водки, колбаску, сырок, и пошла к Фане, чтобы уже во второй раз проводить свою любовь к
Славику. Они сидели на кухне, и Фаня участливо слушала Танюшку. Пару раз они уже выпили по
маленькой и хорошо закусили. На улице стемнело. Вдруг в дверь к Фане постучала соседка Тоня,
одна из тех пенсионерок, что сидели на лавочке у подъезда.
–
Фаня, Танька у тебя? Её парень спрашивает.
– Кого это ещё принесло?! — подумала Танюшка.
– Таня, это я, Славик. Надо поговорить! — раздался знакомый голос из-за Тониной спины.
Сердце у Танюшки сладко заныло в груди. Она вышла к нему с зарёванным лицом, слегка под
хмельком, в старом халате, как бы нарочно не скрывая своей неряшливости, как бы говоря: вот я
какая, смотри! Они пошли в её пропахшую цыплятами квартиру. Он сбивчиво извинялся, путано
объяснял, что долго не писал потому, что его перевели на новое место службы, что сразу не смог
за ней приехать. Она молчала.
– Я ведь за тобой приехал, ты поедешь со мной?
Сколько раз бессонными ночами мечтала Танюшка услышать эти слова, а вот услышала, и
вдруг жалко стало покидать родной южный город, привычный уклад жизни, работу, знакомых лю-
дей, наконец, добрую бабу Фаню…Танюшка заплакала пьяненькими слезами. Чем больше Славик
говорил ей о своей любви, тем обильнее текли у Танюшки слёзы. Отчего, достигнув желаемого,
не чувствует она ликования и всё медлит с ответом? А в ушах звучал голос бабы Фани. Когда
Танюшка уходила, она шепнула вслед:
– Не упусти своего счастья, девонька! Не упусти…
Танюшке стыдно было признаться самой себе, что она видела в Славике средство достижения
заветной цели, но и Славик был не такой уж «белый и пушистый», если хорошенько поразмыслить.
Часть, в которой он теперь служит, находится у «чёрта на Куличках», почти на краю света. Какая
ещё дурочка поедет туда, где нет привычных городских удобств, да и мужа видеть придётся редко,
всё-то он будет на учениях. Наверное, если бы его не перевели срочно в такую глухомань, он бы,
как и другие её возлюбленные, забыл бы о ней, как только уехал. Говорят, что молодые офицеры в
отдалённых гарнизонах женятся даже на некрасивых и кривоногих. Что поделаешь, природа своё
берёт! Чувствуя свою власть над Славиком, и твёрдо уже зная, что он никуда от неё не денется,
Танюшка решила немного его помучить и спросила:
Ëèòåðàòóðíàÿ ñòðàíèöà
8
***
Нахлынула осень водою прохладной,
Бунтующим ветром, шумящей листвой.
Я грусть заедаю хурмой шоколадной
И сладить пытаюсь с наплывшей строфой.
Люблю ли я осени томную дымку,
Манящую ярмарку ярких плодов,
Цветов многоликость на клумбах, на рынке,
Печальную правду последних цветов?
Прощальный привет уходящего года –
Головки задумавшихся хризантем
О том, как строга и сурова природа,
Что плен увяданья грядёт, а затем…
Люблю ли я осень? Я с нею сроднилась,
Я в ней состоялась, я ею горю.
Моё просветленье – осенняя милость.
Виват сентябрю, октябрю, ноябрю!
Âòîðîå ìåñòî â íîìèíàöèè èì. Â.È. Ôðîëîâà «Ïîýçèÿ»
Ëàðèñà Áåëèíèíà
Âòîðîå ìåñòî â íîìèíàöèè èì. Þ.À. Äüÿêîíîâà
«Äåòñêàÿ ëèòåðàòóðà»
КОТ И МУХИ
Я – чёрный кот. И так скажу:
У мух – противное «жу-жу»,
Меня замучили они:
Летят к еде, как не гони.
Когда спугнуть врага хочу,
Как тигр, сердито я рычу.
Но хитрым мухам хоть бы хны,
Они спокойны, как слоны,
Чуть – чуть в сторонку отлетят.
И вновь жужжат, что есть хотят.
Я их пытался покусать,
Но не сумел, увы, поймать.
Шипел на них, да толку нет:
Делить приходится обед.
Åëåíà Ïàíàåâà
Òðåòüå ìåñòî â íîìèíàöèè èì. Â.È. Ôðîëîâà «Ïîýçèÿ»
– А почему ты бросил букет и убежал?
– Сама знаешь почему. Я просто не ожидал…
Славик покраснел до корней своих светлых волос.
– А твои родители? Как они посмотрят на то, что я постарше тебя? – не унималась она.
– Они у меня хорошие, не беспокойся! Скажи лучше, ты согласна?
Танюшка, как заправская актриса, выдержав многозначительную паузу, сказала:
– Да!
Наконец-то исполнилась её «неправильная» мечта, уж теперь-то Танюшка своё счастье не
упустит! Уйдут в прошлое проводы любви, и будет она писать бабе Фане письма из далёкого гар-
низона, где счастливо заживёт со своим Славиком. Они сидели, обнявшись, на диване и верили,
что любят друг друга…
НЕ ИКОННАЯ
Не иконная и не святая,
на ладонях твоих я оттаю,
и в судьбу незабудки вплетая,
налюблюсь до и сверх.
Если ж вдруг твоя нежность растает,
прочитаю с лица, как с листа я,
в небе высмотрю ангелов стаю
и за ними – на свет.
Да не выдержу, быстро отстану,
одиночеством в небо врастая,
и на дне белых туч-горностаев
потеряю твой след.
А дождавшись прогноза: «Местами....»,
упаду шестигранным кристаллом...
И шепнешь ты, ладонь мне подставив:
«Вот и всё. Первый снег...»
Îëüãà Êóøíèðóê
Îò ðåäàêöèè:
Ïðîèçâåäåíèÿ, çàíÿâøèå òðåòüè ìåñòà: ðàññêàç Àíàñòàñèè
Êðèâîõèæèíîé «È ýòî íîðìàëüíî» (íîìèíàöèÿ «Ïðîçà»), î÷åðê Ãàëèíû Åð¸ìèíîé
«Ïîýò áîëüøîãî ìóæåñòâà» (íîìèíàöèÿ «Ïóáëèöèñòèêà») è ñêàçêà äëÿ äåòåé Òàòüÿíû
Ñåí÷èùåâîé «Ïðèêëþ÷åíèÿ Îãîíüêà» (íîìèíàöèÿ «Äåòñêàÿ ëèòåðàòóðà) áóäóò
îïóáëèêîâàíû â ñëåäóþùèõ íîìåðàõ ãàçåòû «Äîíñêîé ïèñàòåëü».
¹10-12 – 2013 ã