«Ïîêëîí òåáå, çåìëÿ Äîíñêàÿ!»
3
¹8-9 – 2012 ã
Свинья хрюкнула.
– Тише, ты! – бросил ей бурачину.
Стянул с плеч фуфайку. Привычно опустил в проём ноги, завис на руках и ступил
сапогами в вонючую жижу. «Некогда и убрать».
Свинья чавкала в углу, где посуше. «Так, Машка, подожди... хоть чуть уберу твой ту-
валет. А то как же мы будем возиться с тобой в такой грязи?»
Торопился. Воспаление лёгких, кажись, прошло, а потливость держится.
Свинья грызла бурак, мотала острой, что початок кукурузы, мордой, хлопала длин-
ными ушами.
– Ага, вот так и стой.
Мирон накинул на переднюю ноги свиньи верёвку с петлёй.
– Не нравится? Мне тоже кое-что не нравится... Теперь нужно было провести верёвку
под животом свиньи. И это Мирон сделал умело, но как только он перебросил свобод-
ный конец бечевы через плечо и дёрнул, чтобы повалить свинью набок и прижать её к
земле, животное взвизгнуло, взбунтовалось и так двинуло хозяина, что тот ударился о
стену ямы.
Свинья навострила уши и дико уставилась на хозяина.
У Мирона нервно задёргалась щека. Давала о себе знать контузия.
– Маш-шша, Маш-шша!
Свинья не подпускала.
– Ах ты ж, зараза! – подхватил нож Мирон. – Щас всю исполосую!
Выругался и обмяк. Начинался приступ. Колени коснулись земли,
лицо уткнулось в жижу, перекошеные губы ухватили вонючую соломину.
По впалым щекам покатились слёзы.
Он лежал, задыхался, хватал ртом воздух.
Свинья громыхнула ведром. Мирон лупнул глазами и, силясь, при-
поднялся. Кабы не болезнь Таисии, разве паскудился бы он с этой ямой.
Встало, всплыло перед глазами отцовское казачье подворье. Дом, сарай,
колодец – всё под одной крышей. Кабанов кололи не таясь. Опаливали
щетину соломой, чтобы запах у сала приятный был. Потом кабана, уже
коричневого, скоблили ножами, отмывали горячей водой. Разделывали,
уложив на чистый деревянный помост. «А сейчас – в навозе…»
Зажиточность уничтожили, а бедность расплодили…
Стал чесать свинью под животом.
– Стой, Маша, стой... Вот у тебя то самое место... Вот оно стучит.
Þðèé Åâñèãíååâ
(ñ. Êàãàëüíèê Àçîâñêîãî ð-íà)
Дрофа, потревоженная пролетевшим смерчем, бежала навстречу ветру. Кусты полы-
ни и овсюга мешали ей взлететь, но птица всё же оторвалась от земли, набирая высоту
тяжёлыми взмахами крыльев. Жаркое солнце освещало края тёмно-синих облаков с
серым оттенком у горизонта. Изрезанная ровными линиями лесополос степь дышала
утомительным теплом, словно печь, потухшая, но ещё отдающая жар раскалённых стен.
Облака отражались на поверхности пруда созревшим хлопком, вместе с буйными силуэ-
тами одиноких клёнов и верхушками камыша.
Если во второй половине дня попасть в лесополосу, когда солнце косо пробивается
сквозь листву, то реальность степи исчезает. Впечатление тропических джунглей не поки-
дает до заката. В сентябре молодые побеги деревьев и кустарника уже окрепли, вполне
подготовившись к зимним заморозкам. Жирные крестовики сплели такую густую сеть,
что ни одно насекомое не пролетит сквозь лесополосу даже поперёк её. Наверное, отсюда
начинает свой долгий путь паутина, летящая по ветру бабьим летом.
А поздно вечером, когда звёзды раскалёнными углями усыпают тёмно-синий бархат
небосвода, разводит свой костёр сторож бахчи. Печёт картошку, варит уху из прудовых
ершей, а иногда готовит блюдо местных охотников – запекает перепела в глине, закопав
его в землю под костром. Несколько лет назад по этим местам прошли завоеватели, рвав-
шиеся к Кавказу. А теперь их каски заменяли хозяйкам свиные корыта, а на мельнице
ещё можно увидеть мешки со свастикой. У сторожа тоже был «трофей» – добротная алю-
миниевая фляга. Некий «эдельвейс» наполнял её когда-то шнапсом, а дед хранил в ней
великолепное средство от похмельных синдромов, приготовленное из степного тёрна и
нардека. А ещё старик делал напиток попроще, но достаточно экзотичный. В арбузе де-
лался треугольный надрез, куда запихивалась щепотка дрожжей. Через несколько дней
этот арбуз можно было выпить и почувствовать, как благотворная сила земли тёплой
волной разливается по жилам. Что ещё нужно одинокому пенсионеру? Курорт, да и только.
Однако у деда была проблема. И серьёзная.
Село, со средней школой, находилась в пяти километрах от баштана, а рядом был
хутор. Хуторские пацаны неизменно ходили в школу мимо бахчи. Не было в их лекси-
коне слова «воровство». Они заходили в сад, на бахчу или плантацию, чтобы просто
«набрать» соответственно яблок, арбузов или овощей. Или просто поиграть арбузами в
футбол. Варвары, что с них взять. Был у сторожа дробовик, патроны с солью. Ещё был
пастуший бич. Да только не хотел он по доброте своей делать детям больно. А меры
нужно было принимать.
Утром встал рано, вышел из шалаша. Постоял, вдыхая степной воздух. Даже не ды-
шал, а пил его, поглощал вместе с запахами трав, дымом костра. Ласково смотрел на кучи
арбузов. Покрытые росой, они напоминали артиллерийские ядра, готовые к бою. Провёл
ладонями по верхушкам полыни, умылся. Нет чище воды, чем утренняя роса. Медленно
двинулся к месту «засады». Дед не мог видеть всего баштана, поскольку туман ещё не
Äèïëîì II ñòåïåíè
Ýêñêóðñ â äåòñòâî
Свинья свалилась, даже не взвизгнула. Мирон выдернул нож и подставил под тёплую
кровяную струю ведро.
Кто-то подошёл к шалашу.
Мирон прижался. Держа в руке липкий нож, впился глазами в квадрат лаза. «Шутвич?
Кони, кони у калитки, – пронзила мысль, – увидел, что дома, притопал».
У Трошкина заколотилось сердце. Упрячут в тюрьму, кто Таисию выходит? А Тишка
что делать будет? Мирон крепче сжал рукоятку ножа. Как только усатая рожа появится
в проёме, Мирон втащит её в яму и, будь что будет, всадит нож.
– Пап, ты здесь? – раздалось сверху.
– Сыночек! – обрадовался Трошкин.
– Смотрю, кони дома, а тебя нету.
– Ты это... отгони ворончиков на конюшню... Скажи деду Коржену, хай им холки
смажет, растерли.
– Ладно! – отозвался Тишка.
Мальчишка отправил лошадей, впряжённых в сани, в конюшню и прибежал домой.
– Теперь можно и в больницу ехать, Таечка, – говорил отец, сидя у постели матери.
– Теперь поедем. Ростовский врач, балакают, любого на ноги ставит.
Теперь есть с чем ехать. Я тебе свеженького мясца сварю... Ты только не
плачь. Искупаю. Не плачь, поднимешься.
Тишка вышел из хаты. Порывам ветра подвывала соседская собака.
А мальчишка радовался. Отец повезёт мать к врачу! Она скоро пере-
станет болеть.
– Во, ты опять передо мною. – Чуть не сбил с ног кто-то Тишку.
– Шутвич, уполномоченный! – ёкнуло у Тишки.
Всё пропало. Зайдёт прищавый в хату, а там на столе мясо. Тишка
кинулся в коридор.
– Папа-а, к нам дядь Ваня Шутвич идёт!
Сбитое с гвоздя корыто грохнулось между мальчишкой и гостем.
Повалилось что-то ещё.
– Папа-а-а!
– Ну и стервец, – выругался уполномоченный, – пошто орёшь!
Мирон сорвался со стула.
– Не трогай его – крикнула в след Таисия. – Мироша-а-а!– выдавила из себя она и
уронила голову набок.
Ветер взволновал деревья в палисаднике Трошкиных, и те забарабанили голыми вет-
вями по стеклам окошек.
Но Таисия этого уже не слышала.
Рассказ
рассеялся, но надеялся на свой по-прехнему надёжный слух. Быстро залёг за кустами хре-
на, густо росшего по краю поля. Вот появились «разбойнички». Огляделись и двинулись
вглубь бахчи, тихо ступая босыми ногами.
Шальной ветерок гонял над волнами полыни и седого ковыля клубы тумана. Казалось,
туманное море мрачно перекатывает полированную поверхность мёртвой зыби. Силуэт
близкого леса навис скалистым берегом – таинственным и неприступным. И выплывший
из тумана дед явился самим Черномором с палицей в руке:
– Здорово, хлопцы! Дедушку решили навестить? Похвально. А то я тут совсем оди-
чал. Милости прошу к моему шалашу. У меня есть, чем угостить гостей. Проходите, не
стесняйтесь.
Дед говорил без умолку, изображая радость, но, тем не менее, уверенно увлекал маль-
чишек в сторону шалаша, обняв их за плечи, как родных внуков.
– Мне председатель задание дал – семена собирать. А вы мне поможете. Приятное с
полезным получается.
Усадил ребят внутри шалаша, взял громадный арбуз, вытащил нож. Порезал эту
крупнейшую в мире ягоду на куски. Первый арбуз съели быстро. Потом дед принёс ещё
один, крупнее первого. Порезал и его. Только теперь пацаны поняли, какую расправу
приготовил им дед. Крайний мальчишка стал тихонько двигаться к выходу. Тело его
сжалось. Он готов был унестись в степь со скоростью ящерицы, ускользающей от копыт
табунного жеребца. Но дед был начеку:
– Куда это вы, парни? Плохой я буду хозяин, если гости разбегутся. Кушайте и благо-
дарите дедушку. Ешьте, кому сказал, а то….
И взял в руки посох. Старик заставил ребят съесть этот арбуз. Потом ещё один. На
десерт разрезал серую, в мелких трещинах, дыню-«колхозницу». Скормил и её.
– Будем считать, что завтрак прошёл в тёплой и дружественной обстановке. А теперь
уходите. Видеть вас не могу. А то, может, ещё посидите? Вы ещё «огонёк» не пробовали.
Очень сладкий сорт!
– Спасибо, нам в школу.
И шёпотом:
– Старый хрыч! Старые обычаи, видите ли, он помнит.
Пацаны, исполняя «медвежий танец», побрели к лесополосе. Скрылись в ней на какое-
то время, а потом вышли на тропу и быстрым шагом пошли в сторону хутора. Видимо,
решили «сачкануть» под это дело.
А дед подумал:
– Пожалуй, эксперимент удался.
И, широко размахнувшись, бросил свою дубину в кусты, забитые колючими шарами
«перекати-поля».