Ëèòåðàòóðíàÿ ñòðàíèöà
4
¹4 – 2011
Господь!
Крестом
не становись меж нами,
сердец не сироти межами:
бессмертное
на счастья малость
сердцами этими менялось.
Любви поверивших
помилуй.
…Оставь для милого быть милой!
Чтоб заповедями
любыми
всё неразлучны, всё любимы –
всё под счастливым
были мы крестом.
Расступитесь!
Начинаю уговоры:
«Неумён, кто не богат…»
Бессеребрянику впору
дело сладить, но – не лад!
Уговариваюсь… снова:
«Я –
разумный
человек!»
И по новой, бестолково,
ископаемый питéк –
личной шкурой (не заочно!),
с выживанием на «пять»,
в жизни азбуку
построчно
я пытаюсь проникать…
От инъекции подкожных
уговоров – крепче сны,
но поверить… невозможно
в «ум и разум»
кривизны
! –
Уговоры не подмога,
если – неразумью честь.
…Так вне-азбучного много,
набираюсь – не присесть.
Как остаться тут разумным,
если чувств – невпроворот!..
Расступитесь, толстосумы:
Человек
любовь
несёт.
Много
Нет, нам не жизнь – по одному.
Тому и сам Господь свидетель,
что на урезанной «диете» –
не жизнь!
Поймёшь, и я пойму,
когда уходим по делам:
своим-чужим, конкретным-общим…
На расстоянья мы не ропщем:
они – препятствие ли нам?..
В июльский полдень под плющом,
что холодит в саду беседку,
глаза в глаза начнём беседу –
и каждый промах нам прощён
перед собой, как перед Богом.
…Чай стынет в розах из фарфора
за не-скон-чань-ем разговора:
нас двое здесь,
и это – много!
Причастность
Двум служителям общей идеи
их причастная доля – легка:
в ней, как в люльке, качает река
две подлунные тихие тени…
Нашу лодочку мерно колышет:
выдох-вдох – по течению вниз.
Лунный дождь на ресницах провис
рядом капель…
Нам где-то средь книжек
и тех книг, что со шрифтом
помельче,
приглянулось одно неспроста:
мир причастных
спасёт красота.
А спасать с ней втроём – втрое
легче!
И несёт наши души теченьем
на светлеющий быстро восток...
Не постигшим любовь
невдомёк,
как причастны мы
к неба свеченью!
Угождение
До чего же я изюмиста:
что ни мысль – ну, всё
изюминка!
Ах, как я нежна да бархатна:
голосочек – слово сахарно.
Шелковиста я, как ленточка,
а гибка – как ивы веточка!
Я и праздничная ёлочка,
и преславная дюймовочка…
Но тебе… не угодишь.
Вот я – львица кровожадная.
Эх, душа моя бравадная,
не с одной в неделе пятницей,
так буйна – тебе не справиться!
В общем (так же, как
и в частности),
твой покой, считай, в опасности.
Гнутся на пиле зазубрины –
жизнь распилена, загублена…
Ясно: мне… не угодишь.
Что ни день – сердец идиллия:
угождаем всё – ты или я.
И никак не «угождается»,
если пасмурностью чаяться!
Мы, игрою утомлённые,
сядем рядышком влюблённые…
Хорошо мне, знаю точно я,
быть собой
! –
В день этот солнечный
мы друг другу… угодим.
Знак
Я – солнца луч,
знак
явленной победы.
Так всемогущ
Господь сегодня не был:
я мог бы тьмой
остаться, нерождённо,
но – бог ты мой! –
лечу освобождённо…
Лечу вовне,
родительского лона
неся в себе
огонь неугомонный. –
Любви ручей,
теку с ладони солнца!..
В сети лучей
ночь судорожно бьётся:
и вся, и всем
о свете знак поведал.
День по росе,
скользит,
как вздох…
Победа!
Неуместность
И мной затеянный восторг,
и мне дозволенная лёгкость –
не это ль свет?..
А чья-то колкость –
пуста, как неуместный торг:
ни взмаха
белого крыла
не уступлю я для отмены
насмешки, судящей надменно!
Насмешки, что
на нет
свела
другого
лёгкость и восторг.
Хотите плача?.. Я
отплакал. –
Мне предназначенная плаха
набухла чёрной кровью впрок…
До света
тьмою я истёк!
И светом буду истолкован.
Судить – так, по его законам –
мои и лёгкость, и восторг.
Поздравление
Сегодня и затейливо, и просто!
Мне в сердце,
будто в чашечку цветка,
по лепесткам души скатились
росы.
И так росинка каждая сладкá,
и так она – июльская – прохладна,
что до мурашек верится в успех!
Что знаешь точно:
будет всё, как надо.
Что о себе подумать –
и не грех!
Всего-то и не раз, а, в общем –
разик
подумать о себе, как о другом.
В свой день рождения
себя не смею, разве,
собой
поздравить,
если всё кругом
с росы – и обо мне,
и для меня!?..
Паренье
Из тела я вытяну корни:
любовью снимаются вето…
Во сне, в полуяви,
но вспомни –
и тьмою предстану, и светом.
Всем сердцем толкнусь я в
ладони,
в пожатье горячем и колком…
Меня лишь, как песню, припомни.
Как – дождь,
что зашлёпал по стёклам.
Он без церемоний и раньше
врывался в альковы свиданий:
то ль песня,
то ль песне он нашей
единственное испытанье…
Споёмся, душа, что распята
дождливою памятью в теле –
с тобой чтоб,
с креста того снятой,
над песней дождя мы взлетели!
В бескрестие истово веря,
неистовым солнцем пьянея –
мы, словно монетку в поверье,
оставим у звёзд опьяненье:
всегда возвращаться
в паренье.
Предоставляю
Д
уша беснуется, так – вой!
Бесспорна боль не быть – что есть.
Нрав не сминается, как шерсть,
крутой повязкой бинтовой.
Когда на нóчь
луна свою
поставит круглую печать,
тогда по жажде линчевать
тебя – хоть в гипсе! – узнаю.
Души упрятываешь суть,
признав, что беснованья прыть
должна бы… побеждённой
быть.
И это – так, не обессудь.
Вплотную молча постоим:
упорства слитны,
души врозь…
Как два ответа на вопрос,
где правильный – один двоим.
Ни серебринкой не кольну,
ведь
победитель
не болезнь,
он – истина
сейчас и здесь.
Быть побеждённым не кляну –
предоставляю честь.
Виват!
По закоулкам времени брожу,
подошвами прошаркивая плиты…
Мне б с каждой,
пылью вековой покрытой,
стянуть остывшей пыли
паранджу:
взглянуть
«стыдливой» древности в лицо –
чтоб следствие уверилось причиной.
Я заверяюсь
в поведеньи чинном!
Пускай иных довольно стервецов,
но, к счастью, оскверненье –
не по мне.
Об этом, тоже к счастью, знает
Время
и потому доверилось, наверно…
Лицом к лицу, с собой наедине,
дозволило
побыть в причинный час
рождения
Великого Поэта.
Душе служивой приобщенье это –
как божий дар!..
Доверьем не кичась,
я со вселенной вовремя и в лад
несу к Земле
потоком звёздной лавы
сознанье гениальнейшего сплава:
маэстро,
Пушкин Александр,
виват!
–
твори мытарством гения и славы!..
Туман
К волосам туман прилип
росной, капельной вуалью.
За парной, молочной, далью
золотой увижу ль нимб?..
Попадаю под гипноз
буйной вьюги лепестковой,
и дурман весны садовой
захлестнул меня до слёз!
Тает яблоневый снег
в ненадёжном, чудном царстве.
Но, не помня о коварстве,
я кружусь, как вешний смех…
Колокольный перезвон
то со мной кружит, то с маем…
Ãàëèíà Ñòóäåíèêèíà
Ñ ëàäîíè ñîëíöà
Божий нимб,
я понимаю,
тем же чудом осенён!
Вдруг одним из лепестком
смирно лягу среди сада –
обо мне страдать не надо
из-за майских
пустяков…
Вечные цветы
Белоденность, белоснежность –
лепет белой суеты...
Лепит вечные цветы
нерастраченная нежность!
Вящей негою покрыло
время сна и круг земной…
Предо мной, как и за мной,
след надежды шестикрылой.
Утопает в белопенном
след не взятой высоты:
где-то там, в осеннем, ты…
Но в весеннем –
неразменном,
где оттаивают реки,
нежноцветье не тая,
ты целуй – оттаю я,
разлепляя сонно веки:
ты, ведь, мой…
Я – лишь твоя.
Страшная вещица
Заходилось правдой всею
время, что, по слухам, лечит
(может, больше и – калечит
страстью докторской своею,
но и лечит!)
В самом деле:
мной болел ты
вдрызг… тоскливо...
многоградусно, слезливо…
семь гриппозных дней недели.
А теперь…Как время мчится! –
Всё проходит:
от больного
переходит
на другого.
Время – страшная вещица!..
И ему пора лечиться.
Звони
Не затаскивай меня
во влюблённость, как на
дыбу...
Обволакивая дымом
и отмычками гремя,
не пытайся
вскрыть моё –
не пустующее! – сердце.
Знай, обломятся умельца
ноу-хау, как старьё,
в хитрой скважине замка
Двери дома гость приличный
открывает не отмычкой:
вот же
кнопочка звонка!
Ты её любовью тронь…
Я проверю… и поверю,
и сама открою двери!
Гнев и ревность урезонь –
за тобой
на сердце бронь.