Background Image
Previous Page  4 / 8 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 4 / 8 Next Page
Page Background

Ëèòåðàòóðíàÿ ñòðàíèöà

4

¹4 – 2011

Господь!

Крестом

не становись меж нами,

сердец не сироти межами:

бессмертное

на счастья малость

сердцами этими менялось.

Любви поверивших

помилуй.

…Оставь для милого быть милой!

Чтоб заповедями

любыми

всё неразлучны, всё любимы –

всё под счастливым

были мы крестом.

Расступитесь!

Начинаю уговоры:

«Неумён, кто не богат…»

Бессеребрянику впору

дело сладить, но – не лад!

Уговариваюсь… снова:

«Я –

разумный

человек!»

И по новой, бестолково,

ископаемый питéк –

личной шкурой (не заочно!),

с выживанием на «пять»,

в жизни азбуку

построчно

я пытаюсь проникать…

От инъекции подкожных

уговоров – крепче сны,

но поверить… невозможно

в «ум и разум»

кривизны

! –

Уговоры не подмога,

если – неразумью честь.

…Так вне-азбучного много,

набираюсь – не присесть.

Как остаться тут разумным,

если чувств – невпроворот!..

Расступитесь, толстосумы:

Человек

любовь

несёт.

Много

Нет, нам не жизнь – по одному.

Тому и сам Господь свидетель,

что на урезанной «диете» –

не жизнь!

Поймёшь, и я пойму,

когда уходим по делам:

своим-чужим, конкретным-общим…

На расстоянья мы не ропщем:

они – препятствие ли нам?..

В июльский полдень под плющом,

что холодит в саду беседку,

глаза в глаза начнём беседу –

и каждый промах нам прощён

перед собой, как перед Богом.

…Чай стынет в розах из фарфора

за не-скон-чань-ем разговора:

нас двое здесь,

и это – много!

Причастность

Двум служителям общей идеи

их причастная доля – легка:

в ней, как в люльке, качает река

две подлунные тихие тени…

Нашу лодочку мерно колышет:

выдох-вдох – по течению вниз.

Лунный дождь на ресницах провис

рядом капель…

Нам где-то средь книжек

и тех книг, что со шрифтом

помельче,

приглянулось одно неспроста:

мир причастных

спасёт красота.

А спасать с ней втроём – втрое

легче!

И несёт наши души теченьем

на светлеющий быстро восток...

Не постигшим любовь

невдомёк,

как причастны мы

к неба свеченью!

Угождение

До чего же я изюмиста:

что ни мысль – ну, всё

изюминка!

Ах, как я нежна да бархатна:

голосочек – слово сахарно.

Шелковиста я, как ленточка,

а гибка – как ивы веточка!

Я и праздничная ёлочка,

и преславная дюймовочка…

Но тебе… не угодишь.

Вот я – львица кровожадная.

Эх, душа моя бравадная,

не с одной в неделе пятницей,

так буйна – тебе не справиться!

В общем (так же, как

и в частности),

твой покой, считай, в опасности.

Гнутся на пиле зазубрины –

жизнь распилена, загублена…

Ясно: мне… не угодишь.

Что ни день – сердец идиллия:

угождаем всё – ты или я.

И никак не «угождается»,

если пасмурностью чаяться!

Мы, игрою утомлённые,

сядем рядышком влюблённые…

Хорошо мне, знаю точно я,

быть собой

! –

В день этот солнечный

мы друг другу… угодим.

Знак

Я – солнца луч,

знак

явленной победы.

Так всемогущ

Господь сегодня не был:

я мог бы тьмой

остаться, нерождённо,

но – бог ты мой! –

лечу освобождённо…

Лечу вовне,

родительского лона

неся в себе

огонь неугомонный. –

Любви ручей,

теку с ладони солнца!..

В сети лучей

ночь судорожно бьётся:

и вся, и всем

о свете знак поведал.

День по росе,

скользит,

как вздох…

Победа!

Неуместность

И мной затеянный восторг,

и мне дозволенная лёгкость –

не это ль свет?..

А чья-то колкость –

пуста, как неуместный торг:

ни взмаха

белого крыла

не уступлю я для отмены

насмешки, судящей надменно!

Насмешки, что

на нет

свела

другого

лёгкость и восторг.

Хотите плача?.. Я

отплакал. –

Мне предназначенная плаха

набухла чёрной кровью впрок…

До света

тьмою я истёк!

И светом буду истолкован.

Судить – так, по его законам –

мои и лёгкость, и восторг.

Поздравление

Сегодня и затейливо, и просто!

Мне в сердце,

будто в чашечку цветка,

по лепесткам души скатились

росы.

И так росинка каждая сладкá,

и так она – июльская – прохладна,

что до мурашек верится в успех!

Что знаешь точно:

будет всё, как надо.

Что о себе подумать –

и не грех!

Всего-то и не раз, а, в общем –

разик

подумать о себе, как о другом.

В свой день рождения

себя не смею, разве,

собой

поздравить,

если всё кругом

с росы – и обо мне,

и для меня!?..

Паренье

Из тела я вытяну корни:

любовью снимаются вето…

Во сне, в полуяви,

но вспомни –

и тьмою предстану, и светом.

Всем сердцем толкнусь я в

ладони,

в пожатье горячем и колком…

Меня лишь, как песню, припомни.

Как – дождь,

что зашлёпал по стёклам.

Он без церемоний и раньше

врывался в альковы свиданий:

то ль песня,

то ль песне он нашей

единственное испытанье…

Споёмся, душа, что распята

дождливою памятью в теле –

с тобой чтоб,

с креста того снятой,

над песней дождя мы взлетели!

В бескрестие истово веря,

неистовым солнцем пьянея –

мы, словно монетку в поверье,

оставим у звёзд опьяненье:

всегда возвращаться

в паренье.

Предоставляю

Д

уша беснуется, так – вой!

Бесспорна боль не быть – что есть.

Нрав не сминается, как шерсть,

крутой повязкой бинтовой.

Когда на нóчь

луна свою

поставит круглую печать,

тогда по жажде линчевать

тебя – хоть в гипсе! – узнаю.

Души упрятываешь суть,

признав, что беснованья прыть

должна бы… побеждённой

быть.

И это – так, не обессудь.

Вплотную молча постоим:

упорства слитны,

души врозь…

Как два ответа на вопрос,

где правильный – один двоим.

Ни серебринкой не кольну,

ведь

победитель

не болезнь,

он – истина

сейчас и здесь.

Быть побеждённым не кляну –

предоставляю честь.

Виват!

По закоулкам времени брожу,

подошвами прошаркивая плиты…

Мне б с каждой,

пылью вековой покрытой,

стянуть остывшей пыли

паранджу:

взглянуть

«стыдливой» древности в лицо –

чтоб следствие уверилось причиной.

Я заверяюсь

в поведеньи чинном!

Пускай иных довольно стервецов,

но, к счастью, оскверненье –

не по мне.

Об этом, тоже к счастью, знает

Время

и потому доверилось, наверно…

Лицом к лицу, с собой наедине,

дозволило

побыть в причинный час

рождения

Великого Поэта.

Душе служивой приобщенье это –

как божий дар!..

Доверьем не кичась,

я со вселенной вовремя и в лад

несу к Земле

потоком звёздной лавы

сознанье гениальнейшего сплава:

маэстро,

Пушкин Александр,

виват!

твори мытарством гения и славы!..

Туман

К волосам туман прилип

росной, капельной вуалью.

За парной, молочной, далью

золотой увижу ль нимб?..

Попадаю под гипноз

буйной вьюги лепестковой,

и дурман весны садовой

захлестнул меня до слёз!

Тает яблоневый снег

в ненадёжном, чудном царстве.

Но, не помня о коварстве,

я кружусь, как вешний смех…

Колокольный перезвон

то со мной кружит, то с маем…

Ãàëèíà Ñòóäåíèêèíà

Ñ ëàäîíè ñîëíöà

Божий нимб,

я понимаю,

тем же чудом осенён!

Вдруг одним из лепестком

смирно лягу среди сада –

обо мне страдать не надо

из-за майских

пустяков…

Вечные цветы

Белоденность, белоснежность –

лепет белой суеты...

Лепит вечные цветы

нерастраченная нежность!

Вящей негою покрыло

время сна и круг земной…

Предо мной, как и за мной,

след надежды шестикрылой.

Утопает в белопенном

след не взятой высоты:

где-то там, в осеннем, ты…

Но в весеннем –

неразменном,

где оттаивают реки,

нежноцветье не тая,

ты целуй – оттаю я,

разлепляя сонно веки:

ты, ведь, мой…

Я – лишь твоя.

Страшная вещица

Заходилось правдой всею

время, что, по слухам, лечит

(может, больше и – калечит

страстью докторской своею,

но и лечит!)

В самом деле:

мной болел ты

вдрызг… тоскливо...

многоградусно, слезливо…

семь гриппозных дней недели.

А теперь…Как время мчится! –

Всё проходит:

от больного

переходит

на другого.

Время – страшная вещица!..

И ему пора лечиться.

Звони

Не затаскивай меня

во влюблённость, как на

дыбу...

Обволакивая дымом

и отмычками гремя,

не пытайся

вскрыть моё –

не пустующее! – сердце.

Знай, обломятся умельца

ноу-хау, как старьё,

в хитрой скважине замка

Двери дома гость приличный

открывает не отмычкой:

вот же

кнопочка звонка!

Ты её любовью тронь…

Я проверю… и поверю,

и сама открою двери!

Гнев и ревность урезонь –

за тобой

на сердце бронь.