160
Анатолий Рощупкин «Было, не было...»
Ты прошла с солдатами,
Горами Карпатами,
Согревала ласково —
Серая шинель…
На плацу танкового полка на правах «деда» и старшины третьей роты не
пел, а тут меня проняло.
…Я подошёл к родительскому дому со стороны лесочка, и пока открывал
старую калитку, меня облаял наш пёс Кудлатый.
— Вот тебе и здрассте-пожалуйста, — сказал я весело, — ты что, Кудла-
тый, спятил или остарел?
Услышав мой голос, пёс затих и, завиляв куцым хвостом, побежал на-
встречу. Я потрепал его по хитрой лисьей морде и вошёл во двор.
Двор уже жил своей жизнью. В закуте вздыхала корова, хрюкнул голодный
поросёнок, в курятнике наводил порядок петух. Вот он, дым отечества! Как
будто — и не уезжал никуда…
Прогрохотал металлический засов изнутри хаты, и отец, маленький,
подвижный, в неизменном сером, замызганном пиджачишке, уже сходил с
высокого деревянного порога мне навстречу.
— Здорово, солдат! —Почти без всякого удивления с хрипотцой в голосе
сказал отец, но по тому, как порывисто меня обнял, я понял: ждал, волно-
вался…
— А я думал, чего тут Кудлатый разоряется, — отец смахнул слезу, —
думал опять Надьки Гуровой гуси на наш двор зашли. Пошёл вон! — грозно
крикнул отец Кудлатому, который сунулся было в открытую дверь хаты.
— Ну вот, сразу серчать, — я тоже обнял батю, почувствовав его худые,
жилистые плечи.
—Какой там—серчать. Я ныне тихий стал. С этим делом, —отецщёлкнул
себя по горлу, — можно сказать, завязал. У нашей матери не забалуешь…
На порог, легка на помине, вышла мама. Ещё больше раздобревшая,
простоволосая, в старом, знакомом с детства, синем халате, она тяжело спу-
стилась с порога. В руке держала ведро — шла доить корову. Увидев меня,
охнула, присела на ступеньку, заплакала. Тут же выскочила моя семнадца-
тилетняя сестра Марина. Ещё не причёсанная, босоногая, она кинулась ко
мне, повисла на шее.
— Вот так и выходит — всё мать у тебя на последнем месте, — шутливо
сквозь слёзы сказала мама. Я подошёл к ней, обняв, поцеловал в знакомые,
чуть углубившиеся морщинки…
Что было потом?.. Завтракали на скорую руку. Я сидел на широкой лавке
под образами и с удовольствием ел вчерашние, разогретые на электрической
плите, щи. Отец начал было расспрашивать про службу, вспоминать свои
«ратные годы», но мама решительно прервала его.
— Ты, Никифорыч, из ума, что ли, выжил. Отстань от сына. Успеешь на-
говориться. Пусть Сашок с дороги охолонет. А ты иди поросёнка режь. А то
к вечеру народ соберётся — чем угощать будем?