165 / 184
165
ДОН_новый 15/1-2
— Ваня? — спросила она.
— Я — Игнат, — ответил солдат. — Воды бы…
—Ах, да, воды…—опомнилась мать. —Да, конечно, конечно…Пойдём-
ка, родимый, пойдём ко мне. Я тебя и напою, и накормлю…
По дороге мать всё время старалась забежать вперёд, чтобы заглянуть ему
в лицо, в его светло-голубые по-детски открытые глаза. Старалась предупре-
дить его о торчащей впереди кочке, через которую всякий раз перешагивала,
когда ходила на курган. И всё думала о том, как обрадуются его родные, когда
он вернётся.
Показалось село, а потом — и её дом. Мать открыла калитку, и провела
его на кухню. Быстро накрыла на стол и сходила в погреб, где у неё была
припасена бутылочка на всякий случай.
Солдат умылся, сел за стол, а она присела напротив. Обхватив ладонями
небольшое скуластое лицо, смотрела, любовалась за столько-то лет, как он
ел, как с шумом тянул с ложки борщ, жевал молодую хрустящую капусту и
отламывал ломоть мягкого хлеба. Она всё спрашивала его: не будет ли снова
войны? А солдат морщил лоб, смотрел в сторону, на бутылку, и отвечал: что
теперь всё будет хорошо. Заживём в мире…
Мать вздыхала: от слов солдата ей становилось светлей и спокойней. Она
подставила ему стакан, налила четвертинку, —он выпил и закусил. Она под-
лила снова. Он пьянел на глазах, становился веселей, разговорчивей… Но
вдруг, приложив палец к губам, прошептал:
— Слушай, мать, что меня тут видела, никому ни слова! А то беда может
случиться…Я ведь того, в бегах. Вот уж который месяц пробираюсь к себе…
— сказал и потянулся к бутылке.
От неожиданности мать изменилась в лице. Она смотрела на него и не
могла моргнуть. Хотела что-то сказать — и не могла открыть рта.
— Так ты… дезертир?.. — наконец выдохнула она.
— Да нет, при чём тут это…
Тишина застыла в воздухе.
— Ах ты, гад! — вдруг вскрикнула мать, бледнея от гнева.
Несколько минут она не помнила себя. Схватив первое, что попалось ей под
руку, кинула в парня, а затем взмахнула полотенцем и погнала его из дома.
Она не помнила себя, когда бежала по улице, размахивая палкой, выдер-
нутой из плетня, не помнила, что кричала ему в след. И лишь за выгоном,
там, где начиналась Глухая балка, поросшая терновником, мать опомнилась
и остановилась, тяжело дыша. Парень успел убежать, а её гнев утих, но зато
начали подкашиваться ноги и кружиться голова.
Она проводила его взглядом, пока тот не скрылся в балке, постояла ещё
немного и пошла домой. Возле своего двора мать увидела, что несёт в руке
палку, удивилась и бросила её.
После этого случая она долго не выходила из дома, а когда появилась, её
трудно было узнать. Так она сильно постарела.
…В этот день она проснулась раньше обычного, зажгла под иконой лам-