70
Àëåêñàíäð Ìîæàåâ
одной тарелки клевал. Не успеешь, мол, в хату вернуться, там уже будут знать,
что ты прокажённый. Как тебе перспективка? Тут любой на сделку пойдёт.
— А зачем было тех козлов на меня вешать?
— Не заморачивайся — это всё понты, чтоб тебя для себя закуканить…
Натощак допиваем остатки чифира. Где-то далеко в репродукторе играют
гимн. Вот уж и полночь, а ожидаемое веселье так и не наступило.
— Ладно, щас жжёнку заделаем…— приободряя всех, обещает Витёк.
— Это чё? — спрашивает Валера.
— Узнаешь…
Чтоб пережечь сахар до дегтярного цвета, газет не хватило, пришлось Витьку
отдирать от куртки часть подкладки. Камера наполнилась едким смрадом, но
жжёнка, по уверению Витька, получилась отменная.
— Теперь ещё бы не угореть в этой вони, — ворчал недовольный Валера.
Он давно уж волком глядит на сало.
По кругу допили жжёнку. Праздник шёл к завершению. В коридоре послыша-
лись торопливые шаги дежурных. Видимо, гарь дошла и до них.
— Ты там через Короля передай как-нибудь, чтоб Надюха на суд не приезжа-
ла, — просит Витька Валера.
— Чё, не соскучил? — улыбается Витёк.
— Да… У меня и так башка не фурычит, а тут ещё она в зале сядет…
— Передам, — успокаивает Витёк.
-— Вы чё тут?! — открыв кормушку, заорал лейтенант. — О-ё-ё… КПЗ на
ух спалите…
— А ты думал, как нам греться? — смеётся Витёк
Через пару минут загремели засовы, открылась дверь.
—Так, расселять эту бражку надо. Двое на выход. Ты и ты, — ткнул пальцем
в Витька и Воху. — Тут у нас клетка без удобств — перекантуетесь.
Остаёмся с Валерой.
— Знаю я ту клетку — там вообще дубарь, ни нар, ни скамейки… — отче-
го-то виновато вздыхает он. Ему всегда неловко, если он в лучшем от Витька
положении.
— Ладно тебе, — успокаиваю я, — зато у нас сало осталось.
—Ешь, я не хочу…—отчего-то обидевшись, отвечает Валера. Укладывается
спать у холодной батареи.
***
На Валеру чифир подействовал своеобразно: как свернулся калачиком, так
сразу же и уснул. Ко мне ж сон не шёл. За крохотным окошком разыгралась
вьюга. Я смотрел, как над фонарём вьются снежинки, и зачем-то думал о Вохе.
«Нет, Святой Отец, загреметь сюда можно не только за смертные грехи…»
— мысленно спорил я.
В дежурке послышались возбуждённые голоса: кого-то ещё привезли. Вот по
коридору шаги. Ближе, ближе… Загремели засовы, открылась дверь, втолкнули
новенького. Худощавый мужичок, лет сорока. По правилам, на правах хозяина,
мне б надо его опросить: «Кто? За что?» Но что мне до того, кто он и за что?
Притворяюсь спящим. Новенький долго шуршит своим вещмешком, то что-то
достаёт из него, то кладёт обратно, при этом без умолку матерится, грозит кому-
то невидимому.