3 / 8
Ïèñàòåëüñêèå þáèëåè
3
¹ 1-2 – 2015 ã
кавалерийских резервов. В Бресте-Литовском, где корнет
Грибоедов состоял адъютантом при генерале от кавалерии
А.С. Кологривове, в нём вновь пробудился вкус к книгам и
творчеству: в 1814 г. он посылает в московский «Вестник
Европы» свои первые статьи. В марте 1816 г. Грибоедов
вышел в отставку.
В 1817 г. он был зачислен в Коллегию иностранных
дел, где был на отличном счету. В Санкт-Петербурге были
напечатаны и поставлены первые пьесы Грибоедова, он
познакомился с А.С. Пушкиным, В.К. Кюхельбекером, П.Я.
Чаадаевым. Вскоре Александр Грибоедов вынужден был
временно покинуть Петербург: ему предложили место сек-
ретаря посольства в Персии. 4 Марта 1819 г. писатель вы-
ехал в Тегеран, но значительная часть его службы прошла в
Тавризе. С февраля 1822 г., став секретарём по иностранной
части при главнокомандующем на Кавказе генерале Ермо-
лове, Грибоедов переехал в Тифлис. Здесь продолжилась
работа над пьесой «Горе от ума», начатая ещё до назначе-
ния в Персию. Помимо пьес он писал стихи, публицистику,
вёл обширную переписку, даже пробовал сочинять музыку:
известно два его вальса для фортепиано.
После 5 лет пребывания в Персии и на Кавказе, в конце
марта 1823 г. Грибоедов приезжает вМоскву, а в следующем
году – в Петербург. Оконченная к тому времени комедия
«Горе от ума» была запрещена к постановке царской цензу-
рой. В декабре 1825 г. в альманахе Ф.В. Булгарина «Русская
Талия» были опубликованы только её фрагменты. Среди
друзей Грибоедова в этот период были декабристыК.Ф.Ры-
леев, А.А. Бестужев, В.К. Кюхельбекер, А.И.Одоевский.
В целях пропаганды своих идей, они стали распространять
«Горе от ума» в списках (один из рукописных экземпляров
комедии был доставлен А.С. Пушкину в село Михайловс-
кое). В мае 1825 г. Грибоедов вновь выехал из Петербурга
на Кавказ, где и узнал о том, что 14 декабря восстание
декабристов потерпело поражение.
В связи с открытием дела декабристов, в январе 1826 г.
Александр Грибоедов был арестован, но доказать его уча-
стие в заговоре царские следователи не смогли, и через
несколько месяцев освободили из-под ареста. В сентябре
Грибоедов продолжил дипломатическую деятельность,
вернувшись в Тбилиси. В разгар русско-персидской войны
ему поручают ведение отношений с Турцией и Персией.
В марте 1828 г. писатель прибыл в Петербург, доставив очень
выгодный для России Туркманчайский мирный договор с
Персией. В апреле 1828 г. Грибоедов, пользовавшийся ре-
путацией специалиста по персидским делам, был назначен
полномочным министром-резидентом (послом) в Персию.
К назначению он отнёсся как к политической ссылке.
По пути к месту службы Грибоедов провёл несколько
месяцев в Грузии. В августе 1828 г., находясь в Тифлисе,
женился на дочери своего друга, грузинского поэта, гене-
рал-майора Александра Чавчавадзе, княгине Нине Чавчавад-
зе, которую знал ещё девочкой. Молодой супруге только что
пошёл шестнадцатый год. Грибоедов довёз жену до Тавриза
и отправился без неё в Тегеран, чтобы приготовить там всё
к её приезду. 9 Декабря 1828 г. они виделись в последний
раз. 11 Февраля следующего года в Тегеране Александр
Сергеевич Грибоедов был убит толпой религиозных фана-
тиков. Похоронен, в соответствии с его пожеланиями, на
горе Давида в Тифлисе, у монастыря святого Давида. На
могильной плите — слова Нины Грибоедовой: «Ум и дела
твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила
тебя любовь моя?»
Павел Малов, член СП России
(В очерке использованы материалы из Интернета)
«Óì è äåëà òâîè áåññìåðòíû...»
Ивинской. Хотя по гамбургскому счёту ничего
не может быть важнее самого творчества. «Я
поэт, и этим интересен», – сказал, как отрубил,
Маяковский.
Во всем мне хочется дойти
До самой сути.
В работе, в поисках пути,
В сердечной смуте
До сущности протекших дней,
До их причины,
До оснований, до корней,
До сердцевины,
Всё время схватывая нить
Судеб, событий,
Жить, думать, чувствовать, любить,
Свершать открытья… –
так начинается одно из самых известных сти-
хотворений Пастернака. И, чтобы там ни писали
его биографы о раскладе на то время политичес-
ких сил, Нобелевская премия была присуждена
Борису Леонидовичу по заслугам, в чём читатель
убедится даже по нескольким стихам, не говоря
уже о бóльшем.
А талант поэта вырос отнюдь не на пустом
месте. Отец поэта, Леонид Осипович Пастернак,
был академиком живописи, и в их доме бывали
Исаак Левитан, Михаил Нестеров, Василий
Поленов, Николай Ге, музыканты и писатели, в
том числе – Лев Толстой. Мать Пастернака была
пианисткой, и, естественно, это не могло не от-
разиться на впечатлительном сыне. Вот в такой
среде рос будущий большой поэт.
Под влиянием композитора Александра Ни-
колаевича Скрябина подросток Борис несколько
лет занимается музыкой и сам создаёт несколько
произведений, причём многие предсказывают
ему композиторское будущее. Добавим к этому,
что по пути от музыки к поэзии он очень серьёзно
увлёкся философией и несколько лет занимался
ею в Германии у известных учёных.
Естественно, что всё это ложилось в копилку
будущего творца поэзии, обогащало природный
талант, давало знания и многогранность творчес-
кого ощущения, гармонию слова и чувства. Не
случайно многие стихи Пастернака по сути своей
музыкальны, и потому на них пишутся песни. Да
вот, пожалуйста:
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
…Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
На озарённый потолок
Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
…На свечку дуло из угла,
И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла
Крестообразно.
Мело весь месяц в феврале,
И то и дело
Свеча горела на столе,
Свеча горела.
УПастернака мало коротких стихов, поэтому
их здесь приходится приводить частично – как
иллюстрацию к рассказу о поэте.
И вот – 1913 год, первый сборник «Лири-
ка». Далее, в годы революционных перестроек,
вышли книги «Поверх барьеров» и «Сестра моя
– жизнь». В них уже явен зрелый поэт со своим
видением мира, своим почерком и стилем.
Пастернак так же, как и многие, жаждавшие
перемен, возлагал большие надежды на новую
власть. Вот как он говорил о Владимире Ильи-
че: «Ленин, неожиданность его появления из-за
закрытой границы; его зажигательные речи; его
в глаза бросавшаяся прямота, требовательность
и стремительность... его нетерпеливость и безого-
ворочность... покоряли противников и вызывали
восхищение даже во врагах». И он обращается
к эпосу. Создаются поэмы «Лейтенант Шмидт»
и «Девятьсот пятый год», которые получают
читательский отклик и признание критики, а имя
Пастернака становится известным и уважаемым, в
том числе властями.
В революционные годы он сходится с Влади-
миром Маяковским как лидером новой поэзии,
новых взглядов на искусство. Однако программы
футуристов не были ему близки, он не хотел
сковывать себя зачастую искусственными рам-
ками, – слишком силён и волен его талант. Но
мощная личность Владимира Владимировича
приковывала к себе, и не случайно в докумен-
тальной «Охранной грамоте» Пастернака не-
мало ярких страниц посвящено Маяковскому.
Вот несколько строк о поэтическом вечере, где
был и Андрей Белый. «Когда очередь дошла до
Маяковского, он поднялся и, обняв рукою край
пустой полки, которою кончалась диванная
спинка, принялся читать «Человека»… то под-
пирая рукой красивую голову, то упирая колено
в диванный валик, читал вещь необыкновенной
глубины и приподнятой вдохновенности…Слу-
чай сталкивал на моих глазах два гениальных
оправданья двух последовательно исчерпавших
себя литературных течений. В близости Белого,
которую я переживал с горделивой радостью,
присутствие Маяковского я ощущал с двойною
силой. Его существо открывалось мне во всей
свежести первой встречи. В тот вечер я это пе-
режил в последний раз». И ещё: «Когда же мне
предлагали рассказать что-нибудь о себе, я заго-
варивал о Маяковском. В этом не было ошибки.
Я его боготворил. Я олицетворял в нём свой
духовный горизонт».
Но вернёмся к лирике Пастернака, именно
она проторила дорогу к сердцам миллионов
читателей у нас и за границей, судя по много-
численным изданиям. И хотя об истинной поэзии
говорить очень трудно (гораздо приятнее читать
или слушать её), нельзя не отметить, что в его
стихах будто сходятся небо и земля, то есть,
земные чувства всегда перекликаются с чем-то
высоким и тайным для разума, что и составляет
волшебство искусства.
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною чёрною горит.
Достать пролётку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Ещё шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
Я связан с Россией…
В 1936 году поэт переезжает в подмосков-
ный посёлок Переделкино и вплоть до со своей
кончины в 1960 году живёт и работает в этих от-
носительно тихих и живописных местах. Ещё лет
15 назад здесь всё дышало поэзией, творческой
атмосферой, поскольку вокруг расположились
дачи писателей. Сегодня агрессивный бизнес
грубо вторгается в этот уголок, вдохновлявший
многих, в том числе Пастернака, и конца этому
не видно, и борьба за русскую культуру порой
становится драматичной. Слава Богу, живы ещё
дачи, ставшие по сути музеями, – Корнея Чу-
ковского, Булата Окуджавы, Бориса Пастернака,
– напомню, лауреата Нобелевской премии.
В годы войны Борис Леонидович как поэт
и журналист нередко с бригадой писателей вы-
езжал на фронт, колесил по военным дорогам
Орловского и Калужского краёв, после чего по-
являлись новые стихи и очерки. Вот строки из
воззвания к бойцам Третьей армии: «В течение
двух недель мы, несколько писателей, находи-
лись в ваших дивизиях и участвовали в ваших
маршах. Мы проходили места, покрытые не-
увядаемой славой ваших подвигов, мы шли по
следам жестокого и безжалостного врага. Нас
встречало нечеловеческое зрелище, разрушения,
нескончаемые ряды взорванных и сожжённых
деревень. Население угонялось в неволю или,
прячась в лесах, переживало бесчинства отсту-
пающего неприятеля...»
В эти же годы был продолжен большой цикл
переводов из Шекспира. Заметим кстати, что
именно Борису Пастернаку обязаны многие гру-
зинские поэты, ставшие известными не только
на своей родине. Это Бараташвили, Пшавела, Чи-
ковани, Табидзе и другие. Несомненный талант
переводчика делал эти произведения предметами
высокого искусства.
И наконец, о драме, связанной с Нобелев-
ской премией. Роман «Доктор Живаго», вклю-
чивший в себя цикл стихотворений, автором
которых стал главный герой Юрий Живаго, был
завершён в 1956 году, сначала одобрен цензурой
(обязательным в то время «контролёром», разре-
шающим издание книги), а потом вдруг объявлен
антинародным. Только за то, что была правдиво
показана одна из страниц российской истории
– накануне революции. Но роман в скором
времени напечатали за границей и в 1958 году
Пастернаку присудили ту самую премию.
А на родине его вынудили отказаться от неё.
Началась тайная и явная травля, провоцирование
на отъезд за границу, на что Борис Леонидовичем
ответил отказом. «Покинуть Родину для меня
равносильно смерти... – писал он в обращении
к Хрущёву. – Я связан с Россией рождением,
жизнью и работой».
Художественная правда снова оказалась
опасной для власть предержащих – нередкая в
Россия история. Не потому ли и сегодня у неё не
доходят руки до Закона о творческих союзах, о
справедливом отношении к тем, кто всеми сила-
ми ещё старается сохранить в людях духовность,
без которой не может быть нации, о создании
достойных условий для их жизни и творчества,
адекватной оплате их отнюдь не простого труда?
Чашу эту в полной мере хлебнул и Пастернак, и
многие лучшие сыны и дочери страны.
«Î, åñëè á çíàë, ÷òî òàê áûâàåò...»
Известно, что ещё до этих событий Пастер-
нак одним из первых услышал страшные строки
из уст Мандельштама в адрес вождя, но в разго-
воре со Сталиным не признался в этом, чтобы не
подводить смелого поэта. Сталин очень ценил Па-
стернака и считался с его мнением. В результате
дальняя и суровая ссылка Мандельштама была
заменена на воронежскую. Вот роковые строки
из этого стихотворения.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
Через несколько лет уже сам Пастернак, как
мы знаем, прошёл те же нравственные страда-
ния, которые, как правило, трудно отделить от
физических.
Вчерашние друзья-писатели резво поспеши-
ли с «чего изволите»: Сергей Михалков, к при-
меру, откликнулся на присуждение Пастернаку
премии басней про «некий злак, который звался
Пастернак». Поэта исключили из Союза писате-
лей. И несмотря на поддержку мировой интел-
лигенции, Борис Леонидович не был прощён, а
общение с ним стало небезопасным. Эти два года
после присуждения премии оказались для него
последними. Тяжела ты, шапка Нобеля!
О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью — убивают,
Нахлынут горлом и убьют!
От шуток с этой подоплёкой
Я б отказался наотрез.
Начало было так далёко,
Так робок первый интерес.
Но старость — это Рим, который
Взамен турусов и колес
Не читки требует с актёра,
А полной гибели всерьез.
Когда строку диктует чувство,
Оно на сцену шлёт раба,
И тут кончается искусство,
И дышат почва и судьба.
Гениальная фраза – «И дышат почва и судь-
ба». Жаль, не помнят об этом многие, в два счёта
решившие попасть в «поэты». Боюсь, многие и
стихов этих не читали, как не читали Николая
Рубцова, Анну Ахматову, Юрия Кузнецова…
После чего, как минимум, задумались бы, что
такое истинная поэзия и надо ли плодить ряды
графоманов. Борис Пастернак не только дарит
счастливые минуты встречи с высоким искус-
ством, но и помогает ответственней отнестись
и к своей судьбе, и к своему творчеству, если
заронена божья искра, – неважно, в какой сфере
трудится человек. Главное – найти себя, и уж с
Божьей помощью творить для людей.
И после смерти поэт не расстался с любимым
Переделкино. На маленьком, прежде сельском,
кладбище, стоит скромный надгробный памят-
ник с ликом на нём поэта. Поблизости – могила
Виктора Бокова, а ступи в сторону – и также
можно поклониться замечательным поэтам:
Маргарите Алигер, Корнею Чуковскому, Роберту
Рождественскому, Александру Межирову, Арсе-
нию Тарковскому, Татьяне Глушковой, Борису
Примерову. Целый пантеон рыцарей русской
поэзии в десяти минутах ходьбы от станции
Переделкино. Помнить о них – значит любить не
только наше искусство, но и саму Россию.
Валентина Коростылёва, член СП России.