4 / 6
4
Ëèòåðàòóðíàÿ ñòðàíèöà
¹1 – 2012
Поэзия ночует там, где заста-
нет жажда, и никогда не живёт в
золотой клетке, она умирает от ком-
форта и сытости. Лучшие стихи,
начиная от Державина, написаны
при наихудших жизненных усло-
виях. Жалуясь, ропща, смиряясь,
вопя от восторга, умирая от любви,
– всё что угодно, только не кофий в
постель, не канарейка в кабинете.
Поэзия выбирает странников и
страдальцев, чудаков и бессребре-
ников, блаженных и небожителей.
Она как молния выхватывает са-
мые страждущие уголки отечества:
ЯснуюПоляну, Константиново, Ка-
рабиху, Тарханы, Орел и Воронеж,
Москву и Вологду…
В 1984 году студент Литератур-
ного института Александр Можаев
привез к себе на родину в хутор
Можаевка Ростовской области мо-
лодую жену, однокурсницу Викто-
рию. Хутор на краю России, прямо
на границе с Украиной. До Ростова
240 километров, до райцентра Та-
расовки – 60. Всю свою многовеко-
вую историю старинный казачий
хутор в писателях не нуждался.
Александр работал в колхозе, а
Виктория устроилась в хуторскую
среднюю школу учительницей
пения. У неё музыкальное образо-
вание, она играет на скрипке.
Виктория переехала в хутор из
Витебска, где жили её родители. А
родилась она в Барнауле, в семье
военослужащего. С детства Вика
кочевала по стране, повидала мно-
го городов больших и маленьких.
Но в хуторах и селах жить не при-
ходилось. И хутор Можаевка стал
для неё terra inkognita.
Александр взял кредит в бан-
ке, и Можаевы начали строить
дом. Большой, полутораэтажный,
у быстроводной реки Деркул, на
самом краю России, на границе с
Украиной. Он был залогом того,
что хозяева стали на этом берегу
всерьёз и надолго. Успели под са-
мый занавес. Начались перемены,
рухнула страна, грянул передел
собственности. Хутор остался без
колхоза, а хуторяне – без земли,
без работы. Пенсии и пособия
задерживали по полгода и боль-
ше. Я помню, как жена писателя
Анатолия Калинина, Александра
Юлиановна, отозвала меня в сто-
рону, и, смущаясь, попросила:
«Вы скажите в Ростиздате, чтобы
хоть часть гонорара за «Цыгана»
заплатили. Поверите, хлеба купить
не за что».
МолодоженыМожаевы успели
«подстелить соломки» – обзавес-
тись хозяйством. Корова, телята,
свиньи, куры, утки. Огород сорок
соток. Выращивали картошку,
овощи, фрукты. Солили, квасили,
мочили, закатывали в банки всё,
что росло на грядках. Как и все
хуторяне. Полное натуральное
хозяйство, как в лихие времена.
Земля-кормилица, она всегда спа-
сала. Надеялись только на себя,
работали от рассвета до заката.
Один за другим рождались дети.
Быт забирал, засасывал всё больше
и глубже.
Александр, подобно Микуле
Селяниновичу, надрывая жилы,
тянул хозяйство, а Вика своими
маленькими руками с изящными
музыкальными пальцами доила ко-
рову, готовила еду, стирала, мыла
полы, помогала мужу на стройке.
И воспитывала детей. А на уроках
пения в местной школе брала в
руки скрипку…
А что же поэзия?
Произошло чудо.
Вика полюбила хутор и хуторян
– и писала об этом.
С тихой радостью обживала
свой дом – и писала о доме.
Рожала сыновей – и писала о
них.
Любила мужа – и писала о
любви.
Молилась Богу – и писала о
своих молитвах.
Тосковала по литературному
сообществу – и писала о вообража-
емом общении.
Смотрела на облака…
Слушала тишину…
Радовалась…
Печалилась…
В хуторе Можаевка открыл-
ся родник поэзии. Настоящий.
Чистый, как ключевая вода. Это
случается редко. По Божьему про-
мыслу. Это случилось с Викторией
Можаевой.
Читая Литературную
энциклопедию
Ищу своих – в подтекстах
биографий,
В стихах и письмах, и в молчанье их.
В бесценном хламе старых
фотографий
Ищу своих.
Не пыль, а кровь страницы
расплескали.
Исчезло время, как после Суда…
Я чувствую: они меня искали
Ещё тогда.
В многосплетениях словесной вязи
Душа найдёт, чему ей должно
внять.
Таинственно-непобедимой связи
Нам не разнять.
Сиянием живым переливась,
Закат на окнах заиграл моих, –
Как у огня сижу, отогреваясь
Среди своих.
Вмедвежьем углу, в лихие годы,
среди чужих людей она, слабая
хрупкая женщина, дышала полной
грудью, работала в радость, креп-
ко обустраивая семейное гнездо и
писала стихи. «Мы дом построили
по плиточке, как строит ласточка
гнездо». Она нашла смысл жизни
и утешение в хуторской глуши.
Писала простые слова, идущие от
простого сердца. Оттого так чисты
и пронзительны строки.
Какая печаль здесь таится,
В пропитанной хлоркой тиши!
Забытая властью больница
В районной российской глуши.
Здесь всё первозданно-убого.
Прихватит – кричи, не кричи…
Здесь все уповают на Бога:
Больные, а больше – врачи.
Чудес не бывает на свете? –
А возле безвестной реки
Рождаются всё-таки дети
И долго живут старики.
И добрым советам не внемлю,
И к лучшим краям не бегу,
Но эту холодную землю,
Как чудо, в душе берегу.
Как нежны её слова, обращен-
ные к детям.
«Человечек ты мой,
огонёчек, – как бельчонок уснёшь
на руке,»
– шепчет она своему
новорожденному. Материнский
инстинкт, материнское чувство
облекаются в совершенные поэти-
ческие формы.
Александр Можаев однажды
гостил у меня в Старочеркасске.
Тёплой летней ночью мы до утра
сидели в беседке. Он подарил мне
только что вышедшую книгу повес-
тей и рассказов «На краю России».
Итог двадцатилетней работы. «Ли-
тературная газета» откликнулась
на книгу большой статьей. Алек-
сандр Можаев состоялся, как писа-
тель, как самобытный прозаик. Эта
Âàñèëèé Âîðîíîâ
Íà êðàþ Ðîññèè
Эссе
тема для отдельного разговора. Я
расспрашивал его больше о Вике,
о её творчестве, характере. Алек-
сандр ответил, как мне кажется,
глядя в корень:
– Вика глубоко верующий чело-
век, она сильнее меня.
Живя безвыездно в хуторе
(один раз за 25 лет была в Росто-
ве), Виктория Можаева не считает
себя жертвой. Конечно, ей снились
города и страны, манили дороги,
тревожили гудки поездов, Но «ше-
стеро детей русоголовых», дом и
хозяйство при постоянной нехват-
ке денег…Она могла только помеч-
тать, вообразить и – написать! С
грустной улыбкой. И смирением.
Поезда, поезда, поезда –
Сладкий дым по гремящему следу.
Никогда, никогда, никогда
Я уже никуда не поеду.
Никогда я уже не ступлю
На ступеньку – зовётся
«подножка»…
Как я в тамбуре ночью люблю
Постоять у слепого окошка!
Города, города, города:
Утром – Теплый и Светлый –
к обеду…
Никуда, никуда, никуда
Я уже никогда не поеду.
Непривычно и весело жить,
Как на ветке, на полке вагонной,
В карусели дорожной кружить,
Проносясь в пестроте заоконной.
Поезда, поезда, поезда…
Никогда, никуда, никогда...
Безденежье повергало в уны-
ние многих. И слабых, и сильных.
Самую трудную пору Можаевы
пережили. С достоинством. Не
ропща, не отчаиваясь. Только
своим трудом, терпением, упор-
ством добились самостоянья, су-
мели реализовать Богом данные
таланты. Бывали дни, когда впору
было отчаяться, опустить руки. В
русской поэзии много печали. Я
знаю из своего окружения, когда
замечательные лирические поэты
(особенно в 90-е годы) стали пи-
сать памфлеты, сатиру и просто по-
литические частушки. И погубили
свои таланты.
Вика Можаева всегда могла с
улыбкой посмотреть со стороны
на себя, на трудную жизненную
ситуацию.
Опять в кармане полслезинки,
Да мы не станем горевать!
Вот научусь плести корзинки,
Поеду в город продавать.
И ляжет ранняя дорога
Через поля, через зарю…
И, может быть, продам немного,
А может, просто раздарю.
И яркий мячик на резинке
Я детям привезу тогда…
Вот научусь плести корзинки,
И – отвяжись, моя беда!
Хутору Можаевке повезло. С
каждым годом, благодаря творче-
ству писателей Можаевых, расши-
ряются границы его известности.
На литературной карте России
навсегда прописался этот живопис-
ный уголок. Здесь родилось чудо.
Здесь живет Поэзия.
Дружеские пародии на дву-
строчники Игоря Кудлрявцева,
опубликованные в предыдущем
ноиере «ДП». Первые две строч-
ки, принадлежат автору, две
заключительные строки – паро-
дисту.
«Детектив»
Обняла, не сняв перчатки…
А на сердце – отпечатки.
Встретив с дамою рассвет,
Отпечатки снял поэт.
Женщинам
– Я на Вас гляжу небесно.
И немножечко телесно.
Это вот «немножечко»,
Словно дёгтя ложечка.
Любит – не любит?
– Я ромашку не пытаю.
Я на кактусе гадаю.
Мазохизмом пахнет это.
Жаль, конечно, зад поэта.
Вселенная
– На Земле среди светил
Я фонариком светил.
Осветить хотел всех разом,
Получил фонарь под глазом.
Научный факт
– Вспоминайте иногда –
Мы – вода, вода, вода.
– На тебя смотрю сквозь зной,
Верю, брат, ты – водяной.
Просто так
– Вот пишу, зачем – не знаю.
Может, ветру почитаю.
Ветер лёг, как бомж, в кювет,
– Не буди меня, поэт.
К теме подписался неизвестный
пародист:
Время
Бежало время под рукой, –
Остановил его строкой.
Строка не вынесла покой, –
Пришлось остановить ногой.
Âëàäèìèð
Ìîèñååâ
Þìîðíûå
ñòðîêè