135 / 186
135
ДОН_новый 15/3-4
Семён выбрался во двор. Над речными камышами и вербами стыдобным
румянцем нарождалась заря.
— Алёнка! — тихо, отчего-то захрипатившим голосом позвал Семён. Из
будки выгреб Тузик и лизнул босую ступню хозяина. Хоботков позаглядывал
в катушки, раздёрнул двери в сарай. Родного человека нигде не проглядыва-
лось. Он плюхнулся на скамейку для дальнейшего размышления.
Из сарая потягивало запахом мышиного помёта и вяленой рыбы. Семён
протянул руку и укололся о задубелый хвост чебака. Сдёрнул с крючка и стал
обрывать плавники. Рыба была — самый раз. Духовитая, смачная. Семён
обсасывал плавники, а параллельно в голове шла работа…
Хоботков представлял из себя художилого казака лет сорока, с рыжева-
тыми пучками прокопчённых табачищем усов и какими-то смиренными, как
бы отпаренными, глазами. Смиренность эта, по всему, происходила от его
профессии печника, от малости заказов на его редкостные по нынешнему
течению жизни руки. Но у него и дед был печником, и родитель, и он не из-
менил фамильному назначению. Молча, с упорством верующего нёс Хоботков
свой крест. Слоилась в нём живучая мечта: рано или поздно — горючий газ
и чёрное золото в недрах иссякнут, растранжирятся на закордонных добро-
деев, и тогда, пускай ему не доведётся, но уж дети точно через ту семейную
профессию пойдут в гору. Народ-то опять перейдёт на кизяки да курай!
Его оплеушило затаённое: а чего это кум Петро такой добрый? В по-
следнюю инфляцию прямо осатанел от своей доброты. Вон сколько чебака
отвалил! И всё — задарма.
«Да так ли уж задарма?!» — Семёна аж подбросило, аж селезёнка ляс-
нула.
В открытую недолюбливал Хоботков кума за его браконьерское нутро. Но
тот и не якшался с ним по рыбному вопросу. Чебачок, рыбчик да сазанчик
заплывали в его двор через Алёнкин распрекрасный характер. Семён не раз
упреждал её: «Гляди, затянет тебя куманёк в чертячий омут!» А той — хоть
бы хны, одни хаханьки: «Нехай у него свербит. А мы чё! Мы — ничё!» —
Ха-ха — и до припечка!
Попервах и Алёнка нацелилась прилипнуть к потайному промыслу Петра.
Но Семён, хоть и не дюже видный из себя, однако кулаком по столу припечатал
раз и навсегда: «Або я, або кум!» Алёнка присмирела, но от Петровой рыбки
не отворачивалась. Закусил тогда Семён губу: ладно, уступка, но не дюже
обидная. Оно ж — семья. Да и в соседях. Куму тоже кое-чего от «золотых»
рук соседа перепадает.
После перетруски житейского гороха в какой раз ядовитой змеюкой за-
ползла нехорошая подсказка: «А не в рыбке ли той опарыши копошатся?»
Он припомнил: Алёнка частенько-таки пропадала в заревые часы. Когда
справлялся об этом, всполошно кудахтала: «Да Господь с тобой! Какая теперь
моя ярмарка! До худобы и есть теперь мои прогулки! Рябуху подоить, козлят
поглядеть… С бабоньками про такое-сякое, — оно и солнышко туточки».
И завивалась вокруг его шеи змеючей удавкой. Но теперь проклюнулось в
памяти Семёна и погорячее…