133 / 184
133
ДОН_новый 15/1-2
Ниной Кузьминичной и дояркой Марией. Трое наших героев родились в один
майский день.
Сводный брат Анки, Сергей с первых дней показывал норов. Громко и жадно
сосал грудь, больно кусал Настю, толкался круглыми пятками, орал басом, рас-
певая жизнерадостные рулады. И уже в девять месяцев начал самостоятельно
топать по хате маленькими шажками. Сынок вытянул у маленькой Насти все
жизненные соки, она похудела, подурнела, осунулась. Только глаза светились
вымученным материнским счастьем.
Никто из хуторян не спрашивал, кто отец малыша, но никто и не сомневался,
порода была налицо. Большая голова, крупные ноздри, упрямая переносица,
голосистый басок — кажется, всё прихватил жадный сынок у жизнелюбивого
батьки. Хуторяне всячески ободряли Настю и не осуждали бригадира. Помо-
гали ей продуктами, давали советы, как и чем лучше кормить, охотно нянчили
маленького Сергея.
Иван Максимович, по слухам, приходил к Насте, подержал сына, но не
выразил, как говорили, особой радости. Дал Насте денег и пообещал по силе-
возможности помогать. С женой Ниной Кузьминичной был скандал, бригадир
полгода жил у одинокого товарища на краю хутора. Оба напивались, пели
матерные частушки про любовь и проклинали всех баб на свете. Через полгода
Нина Кузьминична смягчилась, пустила «рябого кобеля», отдельно постелила
чистую постель.
— Спи дома, старый пенёк! Не позорь нас с дочкой. Поглядел бы, как она
выросла.
— А как же, погляжу…
По интонациям жены он понял, что прощён.
Кузьма Валерьянович вместе с соседом и другом Семёном Семёновичем Гри-
венным навестили Настю. Пришли с подарками. Кузьма Валерьянович вручил
Сергею лично в руки серебряную ложечку и сказал:
—Желаю стать большим человеком и начальником. И чтоб, значит, не забыл
про нас с Семён Семёнычем.
Сеня достал из кулька икону Николая-Угодника, перекрестил ею малыша,
напутствовал:
— Чти мать, толстомордый…
Сергей поморгал серьёзными глазками, внимательно посмотрел на гостей и
басом произнёс:
— М-а-а-м-а!
По хутору пошли нехорошие слухи, Настя тронулась.
Соседи слышали, как поздно ночью она выходила на пойму в терновник и
громко разговаривала с кем-то через речку. Её соседка и товарка по ферме тётка
Фрося рассказывала, как своими глазами видела:
— Вот как в кино мертвецы по ночам выходят… В ночной рубашке, по ого-
родам, босая. Месяц только народился. Темно, сыч кричит. Страшно, жуть. А
она про любовь, значит… Складно, громко. К Ивану, бригадиру, обращается.
Не могу, говорит, забыть нашу любовь. Жду не дождусь, сердце изболелось,
душа истомилась. Приди, желанный, приди, коханый. Напою, накормлю, спать
на перине уложу. Сама буду расчёсывать твои кудри, глядеть в твои глазыньки
соколиные…