15 / 224
15
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
подливаю в речи куражу.
Обольщаю жаждущих и рдящих
искупленьем лёгким и простым –
воздвиженьем лестницы и башни
неопровержимой высоты.
Улещаю истиной и притчей
и, когда боль выскребу до дна,
ухожу оболганной и нищей
по путям нехоженым одна...
***
А кактус больше не цветёт…
Вот тоже странная загадка.
За век свой, право же, не краткий,
он цвёл в один лишь только год.
И цвёл он вовсе не весной,
а, как ни странно это, в осень –
как выстрелил – три вспышки вбросил
в пространство комнаты – и смолк...
Таких же три внезапных дня
тогда мне выпало поспешно –
счастливых…
Больше их, конечно,
нет и не будет у меня…
И я всё думаю, какой
с живущим связаны мы силой,
чтоб кактус, тот, что я растила,
увял, придавленный тоской
моей,
и больше не зацвёл?..
***
Одинокий сверчок, не кричи над дорогой...
Перепутав года, я бреду наугад;
моё сердце полно всё такой же тревогой,
как и осень назад – как и осень назад...
Одинокий сверчок, люди любят веселье,
люди жаждут огня, суеты-пестроты, –
как гнетёт их мотив моей песни осенней,
одинокий сверчок, так досаден им ты.
Одинокий сверчок, не кричи над дорогой,
наше лето ушло, дня погас огнемёт;
мы с тобою одни на равнине пологой, –
нас не слышит никто, нас никто не поймёт…