14 / 220
14
Âàñèëèé Âîðîíîâ
Смотритель основательно взялся за ремонт водостока. Возвёл леса возле
последнего захоронения, снял несколько мраморных плит ближе к церковной
стене и стал копать вглубь. Со стороны не было видно, что делается за лесами;
разумелось, — как обычно, текущий ремонт…Какая, читатель, новостройка
обходится у нас без текущего ремонта?
Дрюня колупал возле стены долго, лениво и, казалось, ремонт водостока
затянется до зимних холодов, до морозов. Случилось ещё хуже. — Дрюня
закончил колупать, уложил плиты на место, убрал леса, умылся с яичным
мылом, перекрестился на купола и с блаженной улыбкой, с просветлёнными
глазами произнёс несколько раз:
— Прости, Господи, грехи моя грешныя…
Недели через две, после осенних затяжных дождей в Пантеоне случился
карст. Могила деда Басана ухнула в тартарары! На её месте зияла желтизной
круглая, как лейка, воронка. Ни гроба, ни надгробия. — Господи, помилуй,
не дай и не приведи!
Загряжск гудел, как растревоженный улей. Молва сводилась к тому, что
над древним погостом нависло проклятие. Проклятие мёртвым во устрашение
живых. Напрасно учёные люди и наш знакомый профессор из университета
разъясняли загряжцам карстовую природу провала. Учёных людей благо-
дарили, угощали их крепкими напитками, но всё их красноречие называли
бабушкиными сказками, а провал в Пантеоне — карой Божьей.
И никто из загряжцев не обратил внимания на небольшую заметку в од-
ной из московских газет:
«Гроб без покойника
На днях турецкий пограничный катер выловил в Чёрном море необычный
предмет. Со стороны России ветер пригнал пустой гроб с красной шёлковой
обивкой. Изделие было из красного дерева, поваплено и украшено драгоцен-
ными камнями. Кому принадлежал гроб и где покойник не установлено. По
мнению специалистов, гроб принадлежал богатому и влиятельному человеку.
Находка находится в Турции на морской таможне и может быть выдана
российской стороне на основании подтверждающих документов».
Заметку эту всё же прочитал в Загряжске один человек, — это был отец
Амвросий. Он встретил Дрюню долгим укоризненным взглядом и, молча,
покачал головой. Дрюня, так же молча, поклонился и, глядя на блестящие
носки своих офицерских сапог, пробормотал чуть слышно:
— Я, батюшка, давно не исповедовался… Завтра натощак — под причас-
тие… Исповедоваться хочу.
— Приходи, — сурово ответил старый друг.
(Окончание следует)