22 / 162
22
Ñòðàíèöû äíåâíèêà
Словом, начиная войну в благоприятнейших по сравнению с 1941 годом усло-
виях, Россия через четыре года представляла из себя совершенно разложившийся
организм — и государственный, и военный, и экономический, и культурный, и ре-
лигиозный...
А в 1941 — 45-м гг. мы по всем направлениям становились крепче, увереннее,
могущественнее —и всё закончилось величественным реваншем социалистической
державы за поражения державы монархической, длившиеся с 1905-го по 1918 год...
Мы вернули всё: Прибалтику, Сахалин, Курилы, Молдавию. Вернули, несмотря на
ГУЛАГ, коллективизацию, репрессии в армии и т. д. Почему? Потому что преодо-
лели отставание на 150 лет от «передовых стран Европы» за 10 — 15 лет, потому что
сцементировали общество советским патриотизмом, потому что вырастили новое
поколение новых людей...
Я строил окопы и доты,
Железо и камень тесал
И сам я от этой работы
Железным и каменным стал, —
писал выдающийся поэт мобилизационной эпохи Ярослав Смеляков.
Где нашёл он таких генералов
И таких легендарных бойцов? —
писал о Сталине выдающийся поэт белой эмиграции Александр Вертинский.
Наше отступление летом 1941 года закончилось великим парадом 24 июня 1945
года, когда знамёна вермахта летели к подножию Мавзолея... Конец — делу венец...
А наши колчаковско-власовские патриоты все талдычат о великой России 1914 года
и проклинают Советскую эпоху... Да протрите же вы глаза, в конце концов!
***
Август 2005 г.
Рыбачил на Ахтубе. Моим егерем был местный человек по имени Миша. Мы
блуждали на моторной лодке по протокам, заросшим камышом, в поисках судака и
щуки, а во время передышек и перекуров он рассказывал мне, как его посёлок жил
раньше и как живёт сейчас.
— Были в нашем посёлке при Советской власти два детсада, завод по ремонту
техники, два клуба — зимний и летний. Круглый год шло разное строительство. Была
работа и зарплата— и для мужчин, и для женщин. Была техника—трактора, автопарк,
помидорные и арбузные плантации. А теперь всё исчезло. Живём только рыбой.
У Миши грустная улыбка. Когда он улыбается, видны его гнилые зубы. Он по-
нимает, что я их вижу.
— Зубы не могу вставить. Потрачусь на зубы — есть будет нечего. Зарабатываю
только на хлеб и макароны. А чтобы купить чего дочке — ей четырнадцать лет — и
думать нечего. Раньше, когда женщина рожать собиралась, врачи с неё глаз не спус-
кали. А теперь — рожай хоть на улице. Мы, оказывается, жили при коммунизме, да
не знали этого.
— А как ты советскую власть вспоминаешь?
— Только добром!
— А вернуть её хочешь?
— Это было бы счастье, да только уже ничего не получится.
Мише лет тридцать пять. Он худой, жилистый, в чёрных очках, с гнилыми зубами