7 / 8
7
¹4-5 – 2014 ã
Ëèòåðàòóðíàÿ ñòðàíèöà
Истоки
Я собираю поздний урожай
Не скоро уродившегося слова.
Из прошлого растёт его основа –
Из мест, где слёзы лил Бахчисарай…
В нём зёрнышки родителя, всегда
Хранившего кочевный дух гурзуфский
Акцентом, до конца вплетённым
в русский.
Я – птица неслучайного гнезда!
Истоки русских маминых семян –
От мазанок и хат степного Крыма,
Лугов, дающих цвет неутомимо,
И предков – обереговых славян!
Истоки будоражат: продолжай!
Я собираю поздний урожай!
Судак
Своеобразный символ Судака
– полуразрушенная Генуэзская кре-
пость XIVв.
Сурож…Сугдея… Солдайя…Судак…
Раннеантичной зарёй мирозданья
Пришлые странники именно так
Метили местность заменой названья.
Греки, хазары, полва-кипчаки,
Турки-османы и венецианцы –
С мощью людской многоводной
реки
Морем вплывали сюда чужестранцы.
В бухту везлись караваны добра –
Мена росла, процветала торговля…
Жемчуга низки, пуды серебра
Гнали купцы, никого не неволя…
Идолы веры и утварь семьи,
Грубые кровли, лепные детали,
Как поновлённой иконы слои,
Старого города лик изменяли!
Прежде витал италийский здесь
смак,
Ханской орды неприглаженный
норов,
А для израненных русских вояк
Райскую жизнь замышлял сам
Суворов…
Древность руин…
С незапамятных пор
Ветры сверлят генуэзские стены…
Но виражи разметавшихся гор
Над синевою морской неизменны!
Дворец Воронцова в Алупке
В бликующей смолистой сени,
Грядой Ай-Петри оплетён,
По диабазовым ступеням
Он сходит к синей ласке волн.
Мостки... Озёра... Башни... Шпили…
Британской готики венец…
Под купол двух столетий былью
Наполнен сумрачный дворец,
Куда жар искреннего слова
И неуёмно-страстный пыл
К ногам графини Воронцовой
Влюблённый Пушкин приносил!
Предания жестокой драмы…
Стон разлучившихся сердец…
Горячность дерзкой эпиграммы:
«Полумилорд, полукупец…»
Но юность вправе заблуждаться:
Граф был сопернику не рад,
Но глас Поэта мог прерваться,
Будь муж холодный дуэлянт!..
Пусть всё минуло, – залы, фризы
Впитали дух щемящих тайн:
Гранёный перстень – дар Элизы…
«Храни меня, мой талисман...»
Гурзуф
Где дремлет Аю-Даг в лесном уборе,
А скалы охраняют в бухту вход,
Где Пушкин воспевал стихию
моря
И правил чёлн сквозь
выветренный грот,
Куда за щедрой творческою пищей
Стремились живописец и актёр,
А от друзей, в укромное жилище –
Создатель трёх тоскующих сестёр,
Где каждым маем щедро, неизменно,
Придав корягам старым юный вид,
Пахучей густо-розовою пеной
Багряник над округою чудит,
Где ласковые волны не иссякли,
И вечен лунно-бархатный закат,
Там, в каменной татарской бедной
сакле,
Отец родился век тому назад…
Галерея Айвазовского
в Феодосии
Палаццо с лоджией старинной:
Холл. Пост.
Сине-жемчужные «марины».
Свет. Холст.
Пейзажей утренняя россыпь:
Кисть. Взгляд.
Рассвет. Пурпурные утёсы.
Штиль. Гладь.
Зыбь на подсвеченном сапфире:
Блеск жжёт.
Луна в притихнувшем надмирье –
Страж вод.
Накаты грозные морские:
Вал волн.
Борцы с разбуженной стихией.
Плот… Чёлн.
Победно-флотские походы.
Рейд. Бриг.
Снарядом вспененные воды.
Шквал брызг.
Разлом турецкой канонерки –
Сквозь хмарь.
Судов горящих фейерверки.
Жар. Гарь.
Лик неоконченной картины –
Сил всплеск!..
Певец непознанной махины…
Храм… Крест.
Толстой в Севастополе
Повозкою почтовой
По стынущей грязи –
Так юнкера Толстого
В Тавриду привезли.
И унтер-фейервейкер
Шагнул в людской хаос:
Угрюмых пленных реки
И раненых обоз…
Нёс город неубитый
Смешенья горький смак –
Нарядных улиц плиты –
И грязный бивуак…
Взметённые в час смертный
Хоругви-образа,
Сестрицы милосердной
Славянские глаза…
Ряды крутых ступеней,
Прошивших горный склон –
И в грозном отдаленье –
Четвёртый бастион…
Землянки и редуты,
Чугунных ядер вой…
Былинные минуты
Запомнил граф Толстой!
Под пение фугасов
Он пробовал «стило»,
И соль его рассказов
О том, что войны – зло!
О тех дерзал поведать,
Кто стойкостью силён
И в Крымской непобедной
Отнюдь не побеждён!..
Потомки провиденье
Должны благодарить:
Смерч адского сраженья
Мог гения убить!
Ведь, ладя в бой мортиру,
Отважный бомбардир
Ещё не знал, что миру
Несёт «Войну и мир»!
Итальянское кладбище
Кладбище времён Крымской
войны 1854г. Полностью уничто-
жено во время обороны Севасто-
поля 1941-42 г.
Гора Гасфорт – нет склепов,
стёртых дат –
Лишь камни от часовни
ломбардийской…
Покоили там недругов-солдат
Войны, полузабытой ныне, –
Крымской.
Не из-за них – нежданный стук
сердец,
Не из-за них – печаль и сумрак
взглядов…
Стоял за Севастополь здесь отец
И, может быть, отцы скорбящих
рядом!
Отечественной призваны войной,
Бойцы не сдали плаца
под обстрелом!
Отец мой выжил, но погиб другой –
Прикрыв его прошитым пулей
телом!
А шрамы от воронок и траншей
Ещё видны, хотя почти заплыли…
Но кактусов семейки – зеленей,
Заметнее на толще бренной пыли!
Неведомо, откуда взялись тут,
Где – в одиночку, где – колючим
слоем,
Но раз в году прекрасней роз цветут –
Взамен венков неназванным героям!
Ливадийский дворец
Царский дворец – соло белых
созвучий
В музыке вечнозелёных анархий…
Здесь умирал самодержец могучий
В думах о троне и новом монархе,
Болью телесной страдая и мучась,
Сердцем испытывал горшую муку,
Словно предчувствуя тяжкую участь
Сына-наследника, будущих внуков…
Тех исторических свар напряженьем
Был не однажды дворец раздираем:
И обнищанием, и разграбленьем,
И бесшабашностью новых хозяев!
Но устояло в невзгодах творенье
Под ореолом роскошной природы:
В страшной сумятице землетрясенья
Выжили стены гранитной породы!
В этом дворце с ореолом величья,
В многооконном торжественном зале
«Сильные мира», умерив различья,
Судьбы народов и мира решали!
Тут красота и сегодня спасает –
И не пройдет очарованный мимо!
Старый палаццо над бухтой сияет
Белой жемчужиной Южного Крыма!
Домик Грина в Старом Крыму
Незатейливый дом саманный
У гряды старокрымских скал…
Белый домик, где юнга странный
Свой конечный обрёл причал.
Сад в повители буйнотравной –
Полусонных мечтаний стан.
Ароматной рождал отравой
Миражи сумасбродных стран…
Сквозь подбитые ветром шторы
Проливалось тепло щедрей…
Грин прощально глядел на горы
Через солнечность летних дней.
Неуёмный полёт фантаста –
И аскета суровый быт:
Полустёртая шкура барса…
Стол… Будильник… Свеча горит…
А в углу, на сукне старинном,
Обрамлённый хранит квадрат
Счастья ждущей Ассоли – Нины –
Затуманено-чистый взгляд.
Волошинский Коктебель
Сердоликовый брег,
Ропот волн – и Волошин…
Край богемных утех
Без него невозможен.
Стоугольности скал
Чётким абрисом вторя,
Крымских гор аксакал,
Макс – навеки у моря.
Врач враждующих сил
В странном «доме-вертепе»,
Милость Бога просил
Он для «тех» и для «этих».
Он таланты сбирал,
Хрупкий дар согревая,
И полёт предсказал
Той, чьё имя – «морская»…
Здесь, у краешка вод,
Где лазурь – и дельфины,
Мне явил небосвод
Гордый профиль Марины.
Ахматова в Евпатории
С беспощадным недугом споря
И с «косой», уносившей близких,
От чахотки бежала – к морю
Мелководий евпаторийских.
Одиночество захолустья
И постылость морской нирваны…
Немота материнской грусти…
Откровения писем странных…
О, шестнадцати лет смятенье:
В мраке комнат стихи повисли…
Царскосельские звали тени,
В Летний сад уносились мысли!
А решение жгло и зрело –
Да движения рук неловки!
Гвоздь поник под струною тела,
Ослабели узлы верёвки!
Это было «прививкой кори» –
От грядущей беды… обмана…
Впредь, скитаясь по кромке горя,
Шаль судьбы не роняла Анна!
Куприн в Балаклаве
С террасы каменной гряды
Куприн влюблялся в Балаклаву:
За пядь земную у воды
Хотел отдать перо и славу,
За глади бухт в огранке гор,
Замысловатый ход пролива,
За нежность волн, и в буйный
шторм
Катящих к берегу лениво…
За килькой пахнущий причал,
За кофе в греческой кантине
И за людей, каких не знал
До этих пор в столичной «тине»:
Немногословных рыбаков,
Трудяг, чьё «да» надёжней стали,
Чей Бог – невиданный улов
В сетях трепещущей кефали…
Построить дом… взлелеять сад…
Жить только здесь –
до смертной точки!
Но звал «Очаков», как набат –
И гневом выкричались строчки!..
Для неугодных – путь один:
Запрет… Судебные расправы…
Но дышит вечностью Куприн
На постаменте Балаклавы!..
Бахчисарайский дворец
Мусульманский вымоленный рай
Роз… арабской вязи…
минаретов…
О, высокочтимый Хан-Сарай –
Памятный источник грёз поэтов!
Здесь Диван – премудрости синклит
Впитывал секреты мирозданья,
А Фонтан трепещущий хранит
Пушкинских творений обаянье…
В обветшавшей роскоши палат,
В сумраке курений благовонных
Цвёл гарем –
прекрасный женский сад
Пленниц, одалисок,
жён законных…
Может, в маете такой «семьи»,
Жребием опутанной единым,
Прапрабабки крымские мои
Изгибали стан пред властелином?..
Как звались?. Айнур?.. Шайде?..
Зухра?..
Нет в перебиранье тщетном смысла,
Будто непрозрачная чадра
Над моими предками повисла!
Пусть… Довольно тут чужих
страстей –
Плачу над погибшею Дилярой,
Без которой чахнул Крым-Гирей,
И слезой сочится камень старый…
Èðèíà Ñàçîíîâà
ÊÐÛÌÑÊÈÅ ÝÒÞÄÛ
 Ðîñòîâå-íà-Äîíó
îòêðûò ïàìÿòíèê
Âëàäèìèðó Âûñîöêîìó
25 июля на улице Пушкинской
у Дома Кино состоялась церемо-
ния открытия памятника заме-
чательному поэту, композитору,
исполнителю и актёру Владимиру
Семёновичу Высоцкому.