4 / 8
4
донско й
писатель
Новые имена
№ 10-12 - 2014 г
Иной раз накатит что-то та-
кое,.. проснёшься среди ночи,
подумаешь: «А ведь всё одно
помирать!» И почудится, что
это последняя ночь в твоей
жизни. И таким маленьким
да ничтожным сам себе по-
кажешься, и так жутко вдруг
тебе сделается - не приведи
Господь.
Сон больше не идёт, какой уж теперь сон?! Откинешь
одеяло. Рядом как печка - жена. Кажется, прико снись - руку
обожжёшь. Но не радует уже и она! Ничего не радует. Слов-
но зуб болит. Но лучше уж - чтобы зуб... От зуба хоть таб-
леткой спасёшься или одеколоном. А от этого чем?..
Сел Юрка к печке, как был, не одеваясь. Закурил. А оно
всё равно не отпускает - чувство это обречённости. Сосёт
под ложечкой. Не помогает табак, нет... Выпить - другое
дело!
Тут Юрка вспомнил про Шелгуниху - жила на соседней
улице одна бабка, знал, водкой по ночам торгует. Стараясь
не шуметь, оделся и пошёл к Шелгунихе. «Вот загорелось
дураку, - с досадой думал по дороге. - Была халва ночью
людей беспокоить!» Но всё равно шёл, подталкивала то-
ска эта непонятная, чувство конца неизбежного. Под руки
несло...
Бабка долго не отпирала. Ворчала что-то за дверью, не
могла взять в толк спросонья, что Юрке нужно.
- Водяра есть, мать? Плачу как полагается, вот деньги.
Да открывай ты, не бойся, свои люди.
До старухи наконец-то дошло, в чём дело.
- Никак и впрямь свои?! - прошамкала она, подслепо-
вато разглядывая с порога парня. - Ползуновых, никак,
квартиранты? С первой Кизитиринки?
- С первой, - поддакнул Юрка, переминаясь с ноги на
ногу. - Так есть, что ль водка? Неси, давай, заплачу.
- Проходи, что на дворе стоять. - Пропустила его в дом
бабка, закрыла дверь на крючок. - В подпол слазишь? Тамо
водка-то, в подполе как раз. Полезай, я посвечу.
Юрка полез и располосовал о гвоздь рубаху. Выругал-
ся. Шелгуниха, присев на корточки, светила ему сверху
керосиновой лампой.
- Никак продырявил что, голубь? Не шибко там...
- Понабивают гвоздей!.. - Парню было жаль рубахи.
Новая, второй раз надел. Он вылез наверх с водкой, вручил
старухе деньги, с сожалением взглянул на разорванный
рукав рубашки.
- Сорочку-то, слышь, скинь, заштопаю, - предложила
вдруг, поймав его взгляд, Шелгуниха, - жинка, чай, взгреет
за сорочку-то!
- И то дело, - быстро согласился Юрка и, пройдя вслед
за бабкой в кухоньку, снял рубашку.
- Не сидится дома-от, чаво полуночничаешь? - водрузив
на нос треснувшие очки и вдевая нитку в иголку, поинтере-
совалась Шелгуниха.
- Да понимаешь ли, бабушка, горит вот тут вот, - па-
рень показал на сердце, - сосёт, не могу! И мысли какие-то
дурацкие... Проснулся сёдня ночью и понял, понимаешь,
- всё равно помирать! Живи ты хоть сто лет, хоть двести, а
помрешь всё одно! Кончится когда-нибудь всё это.
- Дурью маешься, парень. Живое о живом испокон
думает... А мож, с возрастом... Годков чай двадцать пять
стукнуло?
- Третий десяток разменял!
- Я и говорю, что возраст - мужиком становишься.
- А-а, ничего-то ты не понимаешь, бабушка! Смысла ни
в чём не вижу! Зачем живу?.. - Юрка с тоской покосился
на бутылку.
- Стакан, что ль принесть? - догадалась старушка.
- Давай, мать, стакан! - обрадовался ночной гость. - И
загрызть чё-нибудь, я потом расквитаюсь.
- Добро. - Шелгуниха, кряхтя, выползла в коридор.
Юрка огляделся: аккуратно побеленные, чуть синева-
тые, как будто накрахмаленные стены, иконки в правом
углу, печка пышет жаром, словно раздетая баба, - нигде ни
соринки, ни уголька, как в больнице; на стенке над кроватью
- портрет: молодой мужчина в будёновке, на верёвке в левом
углу - бельё... Парень смутился: бельё свежевыстиранное,
девчоночье... Кружева там всякие, петельки, резиночки...
всё как положено... И на самом видном месте!
«Ну, народ, бабы! - смущённо подумал Юрка, не зная
куда деть глаза. - Развесила тут, понимаешь, свою огудину,
любуйся на неё! Ни стыда, ни совести».
Вернулась бабка. Поставила на стол два стакана и мис-
ку квашеной капусты, из кармана халата извлекла четыре
яичка.
- Сырые-то будешь, не брезгуешь?
- Ничё, сгодится! - Юрка налил водку в стаканы и,
покосившись на висевшие на верёвке женские трусы, с
наслаждением «тяпнул».
Павел Малов
В три часа ночи
Рассказ
Шелгуниха перехватила его взгляд, пояснила:
- Девчонку на квартиру взяла, всё какая-нито копейка.
На пенсию-то поживи, не дюже разгонишься!
- Отец? - кивнул Юрка на портрет человека в будёновке
и запустил пятерню в капусту.
- Родитель, царство ему небесное! - перекрестилась
бабка.
- В Гражданскую погиб? - Юрка спрашивал без интере-
са. Водка, уже разошлась в крови и взбудоражила. Потянуло
на разговоры.
- Расстреляли сердешного, ох времени тому... В трид-
цать седьмом, слышь, расстреляли-то, перед войною как
раз. - Бабка задумалась. - Мы в те поры не здесь ещё жили,
далеко, под Белгородом. Как сейчас помню: постучали но-
чью-то, с постели подняли - и в машину... И увезли роди-
теля-то. За что, про что, неведомо. Посля мать сказывала
- расстреляли! А он в Гражданскую-то ещё - ротой коман-
довал. Перекоп, слышь, забирал... Расстреляли...
Шелгуниху тоже, видимо, развезло.
- Ты, сынок, пей, что сидишь как король на именинах!
Пей, кушай: яички вот бери - всё одно пропадать!
Юрка налил по второй.
- Квартирантка твоя спит, небось?
- Спит, что с ней станется.
Бабка по-мужски, отставив локоть, смело махнула стака-
ном, заглатывая белую. Сморщилась, как будто съела жабу,
утёрлась рукавом, утопила острые пальцы в капусте, словно
вилами подцепив целый стог.
Гость тупо уставился в стену. Шелгуниха вызывала жа-
лость и отвращение. О смерти уже же думалось...
- У вас-от ныне, у молодёжи-то, воля пошла, глядеть
тошно, - продолжала старуха. - Захотел выпить мужик,
слышь, и аки тать по ночам прячется! Грошей своих не
видит, всё - любезной своей жёнушке, а та и рада старать-
ся, села на парня верхом и, знай себе, погоняет! А раньше,
голубь, не так было, до войны-то ещё, ох, не так. Я заму-
жем-то всего два годочка и побыла, право слово. На третий
- как раз война приключилась. Помню, придёт с работы
мой суженый, в дымину пьяный притащится, ты ему - что
поперёк, взгляд косой бросишь - пропала. До полусмерти,
бывало, прибьёт! Сапожищами всю как есть извозит, все
косточки, окаянный, переломает - кровью посля харкаешь!
И не пожалься никому - хуже будет. Это нынче-то - чуть
что у девки не туды, так вот тебе сразу и развод, и всё такое
протчее... элименты, а в наше время куда построже было.
Вон соседка Зинаида как-то на День Победы сказывала:
погибли, грит, слышь, наши муженьки, Пелагеюшка, на
войне - домой не вернулися! А её Николай тоже, к слову
сказать, заполошный был, ох заполошный! Как выпит чуть
- сатана сущий! Я ей тогда возьми и скажи, Зинаиде-то:
погибли, говорю, правда твоя, соседка, поклали головы
мужики наши. Ан, ежели б Бог дал, возвернулись целые-
невредимые, так горючими слезьми мы б с тобой сейчас
умывалися, Зинаидушка. Забыла, чай, какие они были,
мужики-то наши? Мож, говорю, и к лучшему-то - что не
вернулися! Она посля того неделю на меня дулась, не раз-
говаривала, да от правды-то куда денешься?..
- Можно я перекурю? - попросил Юрка.
- Дыми, что ж, коль приспичило. Мой-то тоже заядлый
табачник был, - сказала бабка.
«Нужно топать до дому, засиделся», - подумал, раску-
ривая сигарету, ночной гость.
И тут в кухоньку из спальни вышла квартирантка. У
Юрки помутилось в глазах при её появлении, в голове за-
шумело. Да и девчонка, правду сказать, была ничего - «нич-
тяк», как любил выражаться Юрка. Глаза их на мгновение
скрестились, и парень понял - меланхолии его пришёл отны-
не конец. Шелгуниха уже клевала носом. Водки в бутылке
оставалась самая малость. Часы показывали четыре...
Девушка, ни слова не говоря, прошла на улицу. У Юрки
бешено заколотилось сердце, ноздри расширились. Он тоже
выскользнул во двор, подождал девушку у порога.
- Что вам? - испугалась та, увидев загородившего
проход незнакомого парня. - Я бабушку позову, что вам
нужно?
- Познакомиться! - храбро начал Юрка.
- В четыре часа ночи?.. Пустите меня, закричу!
- Думаешь, алкаш, да? Боишься? Брезгуешь?.. - Юрка
не пропускал квартирантку в дом. На ум почему-то пришли
сырые яички. - Конечно, яичница - оно вкуснее, а ты вот
сырые попробуй!.. Пойми ты, мож, у человека тут вот огнём
всё горит! - парень ткнул себя пальцем в грудь.
- Это от водки горит, молодой человек, - предположила
девушка. - Пропустите меня, пожалуйста!
- Эх, люди, люди! - горько вдруг посетовал Юрка. - До
чего ж мы привыкли все жить по правилам! Коль ночь, по-
нимаешь, так нужно спать! Хочешь, не хочешь - спи и вся
недолга, дрыхни, как мешок с отрубями!.. Потому - поло-
жено так, спать ночью! Жизнь ведь проходит, опомнитесь!
Не вернёшь потом. В могиле ведь все выспимся - сейчас,
понимаешь, жить надо!
- В каком смысле - жить? - явно заинтересовавшись,
спросила девушка. - Водку пить, да?
- Далась тебе эта водка! - в сердцах вскричал парень.
- Водка, она, может, вроде лекарства! Не дело ведь так жить,
понимаешь. Такая жизнь - всё равно, что болезнь.
- Ну и как лекарство, помогает?
- Смеёшься? А по глазам вижу - тоже не сладко живёшь!
Одна, небось, так ведь?
- С чего ж одна? Люди кругом.
- Люди? И ты это называешь - лю-ди? - скривился, как
от зубной боли, Юрка.
- А кто же это, по-твоему? - Девушка уже не пыталась
прошмыгнуть в дом.
- Нелюди, вот кто! - решительно заявил Юрка и заку-
рил сигарету. - Ведь как живут, как живут!.. Ты разуй глаза,
милая, посмотри вокруг: разврат кругом, пьянство, ложь,
спекуляция, мордобой, рэкет - да чего только нету!
- А как, по-твоему, должно?
- Да не так же, не так, чёрт их всех побери! - Юрка за-
горелся. - Нужно, чтоб жизнь на одном дыхании проходила,
чтоб цель была - как в спорте финиш! И чтоб по правде
всё, по совести!..
- Интересно. А сейчас, выходит, цели у нас нет?
- Ну почему, на словах-то оно, понимаешь, вроде бы всё
верно. Наша цель, финиш-то - коммунизм... и пятилетки
там... и всё тому подобное... А на деле кинься - каждый
только за свою шкуру болеет. Кругом всё, куда ни ткнись, по
блату. На деньги чуть ли не молятся!.. Так, где же цель?
Девчонка задумалась. Юрка вспомнил про трусы на
верёвке и ещё больше распалился:
- Какую сферу ни возьми: науку ли, искусство, о торгов-
ле уже не говорю, - повсюду ржавчина завелась. А всё - от
хорошей жизни, от того, что успокоились, цель потеряли.
Нельзя успокаиваться! Очнитесь, люди, куда идём?!
- Вообще-то ты в частностях, может быть, и прав, но в
целом... - девушка замялась.
Юрка смотрел ей в глаза, как будто гипнотизировал.
Смотрел как удав на кролика. Он улавливал исходивший
от неё одуряющий запах молодого, чистого женского тела
и аромат парфюмерии. От этих запахов кружилась голова
и подгибались колени.
А девушка ни о чём не догадывалась. Она спокойно раз-
вивала свою мысль, доказывая в чём же именно он неправ,
попутно касалась проблемы алкоголизма и ещё какой-то
проблемы - Юрка её почти не слушал. Одно он уже понял
наверняка: ничего не выйдет!.. Ведь вот, казалось бы, жизнь
- бери, что тебе даёт! Ан не тут-то было. Нахрапом тут не
возьмёшь. Тонкость нужна как в ювелирной работе. Нет,
ничего из этого ночного знакомства не получится!
- Ну, я пойду, пожалуй, - пробурчал он, докурив сигарету.
- Занятный у нас разговор с тобой вышел! - Одними
глазами смеялась девушка.
- Да-а, разговор... - Юрка в последний раз подумал о
висевших на верёвке в кухне женских трусах, с горечью
вздохнул и, не солоно хлебавши, побрёл восвояси...
Дома супруга всё так же безмятежно спала. Краснела,
как будто стыдилась чего-то, печка. Время, казалось, оста-
новилось здесь навсегда...
Юрка быстро разделся, прилёг к жене и снова подумал
о смерти.
ЧГод культуры'