Донской писатель №11-12 - 2011 г.

5 / 8

5
¹11-12 – 2011 Ëèòåðàòóðîâåäåíèå
Постмодернистам, выпестованным на деньги Сороса, Березовского и российских
налогоплательщиков, так и не удалось заменить собою русскую литературу. Но если
библейского Иакова хромотой от-
метил Бог, с которым он боролся, то
постмодернисты, сделав нам вызов,
вынуждены были в уродцев превра-
щаться добровольно, из, скажем так,
партийного энтузиазма. А в результате
– стала еще более отчётливо разли-
чаться граница между «новорусским»
модернизмом и современной русской
литературой.
В свою очередь, сами русские пи-
сатели, от российского государства и
«прогрессивной мировой обществен-
ности» отлучённые, принялись более
осознанно искать некий принцип соб-
ственной самоидентификации. А как
только сошлись на реализме, сразу
же многим стало казаться, что наша
национальная литература слишком
разнообразна, чтобы вместить её в
границы одного, пусть даже самого
универсального, художественного
пространства. Обобщив суть споров,
выплеснувшихся в последнее время в
том числе и на страницы «Российского
писателя», можно все свести к двум
вопросам: если мы реалисты, то куда девать «Нос» Гоголя или «До третьих петухов»Шук-
шина? Сочетается ли реализм с естественным обновлением художественных приемов?
Видимо, противоречивые суждения на сей счет возникают прежде всего потому, что
реализм мы привыкли принимать за художественный метод, школу и даже направление,
в то время как это нравственная задача, достигаемая с помощью бесконечного множества
художественных методов и приемов. То есть, на самом деле, художник делает свой вечный
выбор между правдой и ложью, а не между, скажем, натуралистическим и метафористи-
ческим изобразительными приёмами, не между той или иной школой.
Что касается критического, социалистического и всякого иного реализма, вплоть до
гиперреализма – то, в конечном результате, не всегда и здесь нравственный выбор ока-
зывается ограниченным политическими предпочтениями автора. Скажем, к апологетам
критического реализма наше литературоведение относит и тех, кто вскрывал ранее
закамуфлированные социальные противоречия в обществе (говорил правду), и тех, кто
из политических целей сознательно сгущал краски (т.е. осознанно врал). А можно ли со-
мневаться в искренности автора романа «Как закалялась сталь»? Значит, даже соцреализм
был именно нравственной задачей, просто реализмом, но – лишь для тех художников,
для которых идея социального равенства была живой реальностью. А в художественный
метод его превратили не художники, а шабашники, охотно ставшие в скором будущем
авторами «Детей Арбата», «Зубра» и тому подобной антисоветчины.
Непредвзятость, неспособность к лукавству всегда помогала художникам преодоле-
вать мировозренческую ограниченность. Так, Дон Кихот нами не воспринимается как
сатирический персонаж. Бальзак в своей «Человеческой комедии» предстает отнюдь не
тем роялистом, к которому его обязывали личные политические предпочтения. А автор
«Поднятой целины» куда шире и глубже понимает суть описываемых в романе событий,
чем это мог бы себе позволить просто коммунист Шолохов.
Но возникает вопрос: а если у постмодерниста Сорокина скотство не политическая
личина, а истинное лицо? Значит, он тоже реалист?
Да, реалист. Но только относительно самого себя и себе подобных меньшинств, а не
относительно большинства (кстати, главным признаком тоталитарного общества являет-
ся личностное доминирование меньшинства над большинством. Но не только поэтому
уже не на страницах литературных изданий, а в Кремле должно приниматься решение:
можно ли позволять садистам, серийным убийцам, насильникам, педофилам и прочим
моральным уродам – вполне реальным! – заполнять наше культурное пространство своими
исповедями, своими представлениями о том, что есть человек. Решение это, куда более
ответственное, чем о социальных пособиях и экономической стратегии. Прежде всего
потому, что в материнской утробе складывается лишь будущий человеческий генотип,
а само человеческое сознание формируется именно той культурной средой, в которую
человек попадает после своего рождения).
Школьные учебники продолжают внушать нам, что реализм появился вдруг, после
сентиментализма и романтизма. При всем том, что гетевского Вертера читатели восприни-
мали столь реальным своим современником, что многие даже решились разделить с ним
его трагическую судьбу. Да и если «народ создал Зевса», а Фидий лишь «воплотил его
во мрамор», то уже древний Фидий был реалистом в самом полном смысле этого слова.
Ибо нет реальности, отражённой более объективно, чем представление народа о сути и
смысле своего бытия, добра и зла, красоты и уродства.
Что касается гоголевского «Носа» и подобных ему «нереалистичных» произведений,
то мне даже неловко именно писателям объяснять разницу между натурализмом (лите-
ратурное направление) и реализмом (позиция), напоминать, что кроме изобразительных
метафор есть ещё и смысловые, и сюжетные метафоры. Независимо от того, что Гомер,
может быть, верил в сирен, способных заставить Одиссея забыть о Пенелопе, а Гоголь
уж точно не верил в человеческие носы, делающие самостоятельную карьеру, мы пони-
маем, о каких вызовах и страхах эти писатели ведут речь. И когда у Гоголя лишь редкая
птица долетает до середины Днепра, мы понимаем, что он нам хочет сказать. И когда у
Пушкина деревья отряхают последнюю листву, мы тоже догадываемся, что отряхиваются
они от листвы не так, как собаки отряхиваются от воды. Такова природа человека, что
увидеть и понять он может куда больше, чем объяснить. А художественное постижение
реальности, в отличии от научного, адресовано скорее бесконечно глубокому (во все
времена!) человеческому чувству, чем обреченному на временную (историческую) огра-
ниченность человеческому уму.
Нет необходимости объяснять, что если сегодня в качестве высшей похвалы художнику
на государственном телеканале «Культура» звучат слова: «Он создает свою реальность»,
то тем самым подчеркивается человеконенавистнический характер официальной идео-
логии нашего государства. А с точки зрения христианской и магометанской идеологию
эту можно смело назвать ещё и сатанистской. Человеконенавистнической идеология эта
является прежде всего потому, что правда и правота частная противопоставляется правде
и правоте общей, коллективной, как более высокая и значимая. По сути дела, художнику
предоставляется возможность быть Гитлером, который (мы в год 60-летия Великой По-
беды об этом охотно ещё и ещё раз напомним!) тоже относился к человеческой массе,
как к глине, из которой можно беспощаднейше вылепить нечто свое, по своему образу
и подобию. А люди верующие могли бы добавить, что настоящим художником в нашем
государстве признается лишь двойник люцифера, бросающий вызов Богу, пытающийся
сотворить свою реальность.
Реалист в нашем сегодняшнем понимании – это художник, изображающий мир с та-
кой же благоговейной правдивостью, с какой святой Лука изображал Матерь Божью и
Её Младенца.
Реалист, изображая дерево или человека, всего лишь познает красоту творения Божь-
его, всего лишь изображает трагедию бунтарского (а так же слепого, невинного) оступ-
ничества от образа и подобия Творца или живописует счастье миролюбивой гармонии
между одним кратким мгновением человеческой жизни и вечным временем человеческой
души. А если реалист является атеистом, то, всё равно, он не может сказать правду о
человеке, не понимая его истинной сути и, значит, не сопереживая ему, не отдавая себе
отчета в том, что каждое облако, каждая травинка, каждый камень становятся живымм,
способными к страданию или к покою сразу, как только человек устремляет на них свой
взгляд. Поэтому саврасовская картина «Грачи прилетели» или поленовский «Московский
дворик» будут всегда казаться нам несторонними, хранящими отпечаток также и нашей
собственной души.
Реалист всегда осознает свою ничтожность перед изображаемым объектом (а иначе
Шолохов посмел бы написать не «Поднятую целину», а «Беломорканал»!). Детектив и
даже фантастика могут быть реалистическими, если художник подчиняется не только
требованиям жанра, но и говорит о человеке правду.
А человек всегда не такой, каким он смог стать в силу разных обстоятельств, а такой,
каким он бы хотел предстать перед Богом (для атеистов – перед своей совестью или хотя
бы перед своими детьми). Потому-то в пространстве между человеком изменчивым, бы-
товым и вечной его душою вместились все самые высокие драмы и трагедии – от Эсхила
до Островского. Не воспринимая это пространство как реальное, нельзя было написать и
одно из лучших произведение в жанре фентези «Алые паруса». Реализм – это всего лишь
результат осознанного нравственного выбора между бытием и небытием, между реаль-
ностью и уходом от неё в пустоту, между надличностной, самоотверженной правдой и
корыстной, себялюбивой ложью. Реализм может быть суровым и утешительным, потому
что любовь и простое приятие одинаково появляются и в тревоге, и в жалости. Новым он
может быть ровно на столько, на сколько текущие события меняют ракурс нашего взгляда
на окружающий мир, позволяют увидеть доселе невидимое. Но – не потому, что некий
художник вдруг обновил краски на своей палитре. Сколько художников, столько и изоб-
разительных приемов, столько и способов познания, а реальность, всего лишь частицей
которой каждый художник является – всегда остается в единственном числе.
Íèêîëàé Äîðîøåíêî,
÷ëåí Ñîþçà ïèñàòåëåé Ðîññèè,
ãëàâíûé ðåäàêòîð ãàçåòû «Ðîññèéñêèé ïèñàòåëü
ÐÅÀËÈÇÌ ÊÀÊ ÏÎÇÈÖÈß
1939 г. поступил в Лите-
ратурный институт им.
А. М. Горького, окон-
чить который помешала
война. В 1941–1945 гг.,
работая военным коррес-
пондентом, печатал сти-
хи, репортажи, очерки в
дивизионной, армейской
и фронтовой прессе, в
центральных газетах и
журналах (многие в со-
авторстве с М. Талалаев-
ским). В 1942г. в Сталинг-
раде стал членом КПСС. Награжден орденами
и медалями. Зельман Менделевич Кац умер в
2008 году в Израиле.
Его повсюду знали, о нем писали – на Ук-
раине, в Израиле, в Америке. Одна из статей
о поэте называлась так – «Достоинство и по-
стоянство» и в действительности это и были
основные черты его человеческого портрета.
Вышли книги стихов и поэм: «Мимо осени»
(1936), «Подростки» (1937), «Пылинка»
(1938), «В наши годы» (1958), «Перекресток»
(1961), «День забот» (1963), сборник очер-
ков «Призвание» (1956); сборники стихов и
очерков, написанных совместно с М. Талала-
евским: «Разведка боем»
(1941), «Сталинградские
стихи» (1943), «Легенда»
(1946), «Солдат и знамя»
(1947) и другие.
Источники:
1.Рыбаков А. Роман-
вос-поминание, М., 2009.
2.«Русский шансон:
Блатная лирика, М.:ООО
«Издательство АСТ»; До-
нецк: «Сталкер», 2002.
3. Текстовый архив
сайта SovMusic.ru – Совет-
ская музыка.
4. Интернет-ресурсы .
org/forum/showthread.php?t=2949 avtomat2000.
narod.ru/vov1.html
5. Антология забытой песни .
ru/forum/198-4661-14
6. Юрий Евгеньевич Бирюков. «Радио Рос-
сии», программа «Встреча с песней» Интернет:
7. Архив Института иудаики, г. С.-Петер-
бург.
8. Газета «Мой Ростов», №10, 26 марта 2010
года.
9. Фото из архива преподавателя строитель-
ного колледжа Ирины Ульяновой.
(Îêîí÷àíèå)
Àíòîíèíà Ïîïîâà. Èñòîêè ñîâðåìåííîé ðîñòîâñêîé ïîýçèè. Ýêñêóðñ â ïðîøëîå – 11
Ростов в годы оккупации. Пр.Будённовский