Ëèòåðàòóðíàÿ ñòðàíèöà
3
Он думал что идёт к победе, не пони-
мая, что идёт к собственной гибели, и не
зная ещё, что иной дороги теперь у него
нет.
Над Ним уже висела ночная темень, Он
все равно шел: медленно, почти на ощупь,
изредка на секунду останавливаясь пере-
дохнуть. Но не подумать. И сам не знал,
почему так делал. Он всегда был уверен,
что этот путь приведет его к победе, к за-
ветной цели, к которой шёл всю жизнь.
Все препятствия на этом пути Он считал
искусственными, созданными кознями его
врагов, потому двигался, подгоняемый
безмерными амбициями и природным
упорством, очень скоро потеряв понимание
того, что делал.
Там внизу, на все четыре стороны от
Него, кипела жизнь, выплескивалась всеми
своими страстями и проблемами, смеялась
и плакала, уже совершенно не обращая
на Него внимания и не восхищаясь Его
рискованным движением, а Он продол-
жал упрямо идти вперед, подгоняемый
надеждой вернуть Своё Величие, — это
желанное и особенное внимание к себе,
которое Он пытался превратить в силу и
власть над коллегами, и не замечал, что
всё вокруг происходит как раз наоборот:
со стороны Его движение казалось все
менее уверенным, — эта неуверенность
пожирала остатки внимания публики и Его
Величия, которые истончались и уходили
всё дальше и дальше, но Он все равно шёл,
не желая замечать, как всё чаще и чаще Его
покидают и так уже немногочисленные
сторонники.
Он упорно цеплялся за все, что хоть
как-то могло Его поддержать, но чаще
всего это был только воздух, на который
нельзя было опереться, который грозил
падением и смертью. Он очередной раз
отшатывался, чудом сохраняя равнове-
сие, чтобы через мгновение вновь начать
ловить какую-то опору.
Ещё до каната Он стал богатым, полу-
чил значительную власть над коллегами
— казалось, чего ему еще было надо? Но
ему хотелось большего—власти абсолют-
ной, власти над всеми, быть не Первым, а
Высшим, которому бы не просто подчиня-
лись, не просто пресмыкались бы перед
ним, на которого молились бы, которого
боготворили бы, но эти желани воплоща-
лись так жутко медленно, что нетерпение
сжигало Его, и, может быть, от этого Он
сделал роковую ошибку. Амбиции уже
почти не реализовывались, и тогда, чтобы
доказать своё превосходство над всеми,
Он стал Канатоходцем и взобрался на этот
канат, потащив за собой всех, кого смог,
—канат войны с теми, кто хоть как-то, хоть
чуточку был против Его намерений стать
Великим, хоть немного был не согласен с
его амбициями, взобрался, не думая о том,
что это именно тот канат, который приве-
дёт Его к гибели. Начало этого каната ма-
нило его своей кажущейся перспективой,
быстротой и легкостью достижения цели,
большим количеством поверженных вниз
противников, и Он, не раздумывая, резво
и рьяно шагнул на него. Уверенный в себе,
он шел без страховки.
Он искал на канате противников с твер-
дым намерением уничтожить их.
Противников на канате не оказалось,
может быть, все они были там внизу, со
зрителями по сторонам каната, там, где
шумела и плескалась жизнь, там, где уже
мало обращали внимания на Его судорож-
ные потуги и совсем не собирались бо-
готворить. Публика выводила его из себя,
и Канатаходец делал новый шаг — реши-
тельный и жестокий, как Он думал, но шаг
этот не давал результата, и Он ещё больше
ожесточался. Канатоходец шел дальше, не
веря в пренебрежение собой и надеясь, что
обязательно встретит противников и Его
оружие все-таки поразит врагов. Ну, хотя
бы одного из них.
По мере движения и тщетных поисков
Он уменьшил для себя количество своих
врагов до двух, и в напряженном движении
искал встречи с ними для того, чтобы рас-
правившись с двумя, победить всех.
Тех, кто не поддерживал его, Он на-
зывал предателями, хотя никто из них на
верность ему не присягал, Он называл их
так только за то, что когда-то Сам включил
их в список верноподданных и, как теперь
оказалось, зря. Но виноватым в этом был
не Он, — Канатоходец был не способен
признать себя виноватым хоть в чем-то,
—виноватыми были они, потому что проти-
вились Его воле, Его неуёмному желанию
править ими.
Он никак не мог понять, что это Ему
ничего не даст, что враги созданы лишь
Его воображением: они могли стать пре-
пятствием на Его пути к авантюрной цели,
Его стремление уничтожить их — занятие
без результата, потому что зрители уже
совершенно потеряли интерес к Его аттрак-
циону, и достичь цели на этом канате Ему
не удастся никогда, потому что не было её,
самой этой цели на конце каната, потому
что и конца у самого каната не было.
Но он всё равно шёл вперед…
Настал миг, когда вернуться назад уже
было нельзя — Он прошел расстояние до
судьбоносной точки легко и довольно бы-
стро, дальше идти становилось всё труднее
и труднее, а непонимание бесполезности
каждого нового шага—все сильнее и силь-
нее, —Он шел, упорство вело его вперед и
вперед. Одно теперь Он понимал ясно, но
не считал важным: назад ему не вернуться
в любом случае, да Он уже и не хотел этого,
— теперь Ему нужно было увести за собой
как можно больше коллег. Или Он сорвется
и проиграет, или же дойдет до конца каната
и победит.
Что ждет Его в конце каната? Тупик?
Обрыв? Или обрывистый тупик? Он не
думал об этом. Маленькая открытая пло-
щадка, соединенная с миром лишь тонкой
нитью каната, была его надеждой на возвра-
щение. Он жаждал победы любой ценой,
пусть ценой этой победы станут жизни
врагов и даже — Его собственная жизнь.
И жизни тех, кто пойдет за ним.
Он не понимал, — роковое непонима-
ние! — что никто не стоит у него на пути,
что бросил Он вызов самому себе, а враги
были нужны Ему для утверждения победы
во имя укрепления собственной власти и
положения, — и потому не хотел Он даже
чуточку усомниться в том, что никто с Ним
не воюет, что именно потому Его, казалось
бы, столь грозное оружие все время дает
осечки. Он жаждал этой войны, хотел по-
беды, и потому раздувал пламя ее всеми
доступными Ему средствами — Он шел
вперед, чтобы победить, чтобы утвердить-
ся над всеми, а побеждать было некого,
утверждаться — не над кем, и это сводило
Его с ума, и Он еще яростнее стремился
вперед.
Это был современный Дон-Кихот. Он
воевал с ветряными мельницами, только
цели этой войны были не благородными, а
подлыми —Он хотел завоевать власть над
всеми своими коллегами, которые в подав-
ляющем большинстве своем были выше
Его и талантливее, а он хотел другого, и
потому пытался утвердиться с помощью
войны и победы. Все обязаны были мол-
чать, говорить должен был только он и всем
диктовать свою волю. Канат — это дорога
войны, и Он шагнул на него…
На секунду Он замер и оглянулся. Там,
вначале каната (и теперь уже довольно
далеко от него) выстроились в ряд его
немногочисленные сподвижники, — Его
рыхлое, злобное, но уже небоеспособное
войско. Он создал его ложью и посулами, и
тем получил над ним шаткую власть—ма-
люсенький кусочек той большой, всеобъ-
емлющей власти, о которой мечтал почти
два десятилетия, войско, на которое Он уже
мало надеялся, — оно должно быть здесь,
рядом с Ним, но Его воины, перепуганные
опасной дорогой по канату и невниманием
зрителей, только имитировали движение за
Ним, отдавая Ему лишь свои имена и выжи-
дали: дойдет Он или упадет? «Сволочи!»
— злобно подумал Он о соратниках, делая
шаг вперед. Он не хотел сознавать, что не
сволочей рядом с ним быть не могло.
Действительно, Он пытался обмануть
всех, но поверили Ему только эти люди.
Но поверили ли? Или им самим Его ложь
нужна, как воздух. В каких-то своих, неве-
домых даже Ему целях. Самому-то можно
им верить? Но как может кому-то верить
тот, кто постоянно лжёт сам? Он не может
верить даже себе. А тут…Сподвижники…
Ему снова захотелось выругаться…
Один—из породы иудушек. Завистли-
вый, хвастливый и злой, как все неумные
люди. С сильно подмоченной репутацией.
Но с непомерной манией величия. Хочет
быть более великим, чем даже Он, Канато-
ходец! Этот продаст кого угодно. Сегодня
продал своих, завтра продаст Его… За
три копейки… Пошел за ним из злобы и
зависти, а точнее —по своей стоеросовой,
неизмеримой глупости. Желая отомстить за
свои же грязные дела, влез на канат первым
в линии и теперь, по тем же причинам, уже
не может вернуться назад.
Другой — несостоявшаяся личность.
Ни в профессии, ни в жизни. Потому
— лгун во всём. Классик местечкового
масштаба. Постоянно носит маску. Чтобы
выглядеть хотя бы кем-то. Падкий на по-
дачки, как все несостоявшиеся личности,
которые хотят состояться хоть как-то. По-
пал на канат из-за своей моральной алчно-
сти, теперь еле-еле шевелит ногами только
под надзором Канатоходца, но сбежал бы с
каната при первой же возможности.
Эти у Него главные. Он пытался сде-
лать их своими правой и левой руками.
Думал — сильные союзники. Оказалось
—пустые и бесполезные. Не оправдали. Не
помогли даже подаренные им Канатоход-
цем высокие должности, дающие власть
над коллегами. Только рассмешили тех
своими потугами. Эх…
А остальные? Топчутся фактически на
месте, пугаясь высоты, издают какие-то
звуки и непонятно, чего хотят. Повторяют
Его ложь, как надежду на благополучный
переход по канату, но верят ли? Верят, на-
верное, но почему не спешат идти…
У начала каната две женщины. Одна с
восточными, другая с дальневосточными
глазами. Первая — всегда чуть впереди.
Находясь на расстоянии, она умудряется
непрерывно подталкивать его в спину, не
давая ему остановиться ни на минуту, и де-
лает это так, словно на самом деле хочет,
чтобы он побыстрее свалился с каната.
Вперед! Вперед! Только вперед!.. Дави
врагов! Ведь ты же Великий!.. Ведь ты
же Могучий!.. Подталкивает, но сама не
спешит идти. Он еще не знает, что один
из ее толчков станет для Него последним
шагом...
Вторая еще совсем недавно старалась
Ему угодить, с негодованием обрушива-
лась на тех, на кого Он указывал, но теперь
приотстала, притихла, делает вид, что
канат ее мало касается. Знает, наверное,
что нет Ему возврата назад, и хотя еще
на что-то надеется, но уже не спешит за
ним. Понимает: за Ним — опасно, и без
Него — страшно, привыкла, ведь, надеж-
ды Им питать, приближенной к Великому
выглядеть.
Он хотел послать этих женщин впереди
себя — пусть падают, если что, и тем са-
мым спасут Его. Но не пошли, спрятались
за Него, выглядывают из-за спины...
За ними двое, может быть, уже полу-
сумасшедших: престарелый неудачник
и моложавый циник, зацикленный на
мировой теме, — оба необоснованно и
случайно оказавшиеся в числе коллег, оба
одинаковые в рассуждениях, в которых
главное не мысль, а шум. Но шум — это
как раз то, что сейчас нужно Канатоходцу!
Именно в шуме Он сейчас ищет опору. И
потому шумит Сам и собирает шумливых
вокруг себя. Но Он хочет другого шума,
хочет, чтобы Ему, под вопли мужчин и визг
женщин, рукоплескал весь мир, чтобы все
вокруг громко кричали о Его исключитель-
ности и Его непререкаемом авторитете.
И потому Он никогда не жалел денег на
покупку наград и званий. Главное — про-
шуметь об этом, а там— пусть попробуют
разобраться…Да и кто будет разбираться?
Шум сегодня — орудие власти, он создает
впечатление настоящей войны и делает
шумливых великими полководцами в ней.
Эти двое будут Ему преданы до тех пор,
пока не свалятся с каната. Они медленно
идут следом, стараясь своим шумом при-
влечь равнодушную публику, но та уже не
слышит и их — настучали они ей в уши.
Публика привычно инертна и скучна.
В самом конце людской цепочки—Вью-
нок. Кажется, «из камышей выполз». Со
своей поразительной бездарностью, как
с паспортом. Тоже плох для каната, никак
не ступит на него с площадки, хотя до это-
го крутился рядом, почесывал макушку и
присягал на верность, но глазки его всегда
бегали, бегали — ловили ситуацию: когда
надо—обидится, когда надо—пропустит
обиду мимо ушей. Всегда услужливо подма-
хивал Ему, хозяину, за подачку и посул…
Был ещё один такой вьюнок, очень
похожий на первого. Хитросделанный
пришелец, невесть откуда прибывший
в коллектив. Чужой всем, но свой Ему.
Нужным словцом всегда услужливо обе-
спечит. Мало от него толку, да других
нет… Не полез на канат, сбежал, больным
прикинулся…
Ещё… Кто ещё?
Он на секунду вновь остановился и,
обернувшись, посмотрел назад. Несколько
человек из его недавнего окружения шуст-
ро спускались с площадки по веревочной
лестнице вниз, в толпу — исчезнуть ра-
створиться в ней, побыстрее занять место
Àëåêñåé Áåðåãîâîé
ÊÀÍÀÒÎÕÎÄÅÖ
рассказ
(Îêîí÷àíèå íàñòð.4)