61
ДОН_новый 15/1-2
— Километр десять. Твой машина — пять минут бегом. Магазин прямо
на дорога.
— Ну, тогда прощай…
Побежал к машине. Есть уже не просто хочется, уже зверски хочется жрать.
Попытался вспомнить, сколько же я не ел. Кажется, уже часов тридцать шесть.
От ощущения такого героизма я только прибавил скорость…
4
Село разбросано вдоль дороги. Какое-то скопище небольших каменных
домов и мазанок без дворов и заборов. Магазин отличается от них только
вывеской и, хотя она написана по-казахски, я догадываюсь сразу и потому
съезжаю на обочину напротив.
Почти такие редкие, как и дома, вдоль дороги бредут прохожие, они по-
глядывают на меня безразлично и топают дальше. В морозном воздухе со-
вершенно непонятно откуда доносится лай невидимых собак.
Я натягиваю на себя полушубок и быстро бегу с насыпи к магазину. Захожу,
сбив снег с ботинок на высоком и скользком деревянном крыльце. Внутри
за стойкой женщина в белом халате поверх ватника что-то пишет в тетради.
Видимо, продавщица и — слава Богу! — русская. Но всё это мельком, на
ходу, потому что глаза сразу начинают шарить по полкам. Сигареты те же,
что и в России, продукты — то же, в основном штучные.
Продавщица кладет авторучку на тетрадь и длинно смотрит на меня.
— Здравствуйте, — говорю я.
— Здравствуйте, — отвечает она не очень приветливо.
И в это время я слышу за спиной негромкий говор. Нерусский. Я расстё-
гиваю полушубок и оборачиваюсь. Два казаха лет по тридцати сидят на подо-
коннике с бутылками пива в руках и смотрят на меня, кажется, с издёвкой.
Я выдерживаю паузу и снова поворачиваюсь к продавщице.
—Две пачки «Кэмэл», зажигалку, которая работает, буханку хлеба, нарезку
копчёной колбасы, нет, две нарезки, сыр «Виола», пять «Сникерсов» и двух-
литровую «Кока-колу», — почти скороговоркой произношу я и протягиваю
ей бумажку в пятьсот рублей.
— Рубли не берём, — отрезает она.
— А доллары?
— Тоже…
—Слышь ты, — говорю я с присвистом и кладу на прилавок ещё пятьсот
рублей, — ты живёшь в десяти километрах от русской границы и гонишь
мне пургу, что не берёшь рубли!
Наверное, я говорю очень зло. Но что ни сделаешь, когда находишься в
метре от жратвы и курева, а тебе ставят какие-то дурацкие политические
преграды. Я знаю, что не уйду отсюда с пустыми руками, и она, кажется, это
понимает. Забрав деньги, она складывает всё, что я заказал, в полиэтиленовую
сумку и протягивает мне.
—Счастливого пути, —всё также мрачно говорит она и снова раскрывает
свою тетрадь. С подоконника больше не раздаётся ни звука.
— Счастливо оставаться, — в тон ей отвечаю я и выхожу на улицу.