65 / 224
65
ÄÎÍ_íîâûé 14/3-4
привыкнуть! — Она резко повернулась ко мне. — Пойми: ни за что нельзя!
А надо бы знать: человеку только тогда хорошо на одном месте, когда он
уверен, что место это его. Одному оно даётся прямо с рождения, другому
его приходится искать всю жизнь! Понял?
— Ты ищешь своё место?
— Не знаю. Наверное. А может, просто судьба болтает, — как-то вяло
ответила Лариса и пошла вдоль перил виадука.
Я стоял и смотрел на неё. И начинал понимать. Всего сразу не охватишь,
но сколько же резких перемен перекочевало по тайным уголкам её души за
эти годы, как же сильно наследил в них каждый прошедший месяц!
Ну что ей сказать? Что все мы меняемся и через каждые двенадцать меся-
цев становимся старше —кто умнее, кто глупее, —но почти всегда эти пере-
мены закономерны? Что видны они только на расстоянии времени? Или ещё
что-нибудь подобное? Всё это глупо, избито и неубедительно. И я молчал.
Я не находил Ларису ни лучшей, ни худшей; для меня она была одной-
единственной, всё той же девчонкой из Новошахтинска, хотя порой я и не
узнавал её, но если бы этими двумя словами можно было определять то,
что происходит с людьми, всё было бы так просто. Но ведь есть ещё что-то,
большое, разноликое и часто непонятное. Вот с ним-то как справиться?
Что-то снова терзало её, но я не спрашивал, —не хотел воткнуть колючку
отчуждения между нами.
Мы, молча, перешли виадук, стали подниматься по улице. Двумя рядами
потянулись старые, дореволюционной постройки дома в два-три этажа…
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
5 мая х. Верхняки
Здравствуй, Володя!
Только что пришла с работы и прочла твою поздравительную открытку,
за неё я тебе очень благодарна.
Ты обижаешься, что я не пишу, но ведь причины моего молчания те же.
Ну, хорошо, не будем городить глупостей! Просто я очень устала, нет ни
сил, ни желания всё тебе объяснять и на всё жаловаться.
Отвечу на последнее, очень расстроившее меня письмо. Если помнишь,
ты начал его с обещания называть меня только Ларочкой, — это привело
меня к неописуемому унынию. Всегда и везде от своих друзей и подруг я
слышу одно и то же: «Ты стала бы исключительной, если бы была хоть
немножко ласковей...»
Я сама знаю этот свой порок, он живёт во мне, как и моё имя. И вдруг
ты оцениваешь меня совсем противоположно, хотя, по правде сказать,
мне было бы много приятнее, если бы ты звал меня Лариской или как-то
подобно, но не ласково.
Я прекрасно знаю, всё это неправильно, ненужно, но мне почему-то ка-
жется, что ласкаются только подхалимы. И так всегда. Мне очень бы не
хотелось подобных твоих мыслей обо мне. Не хочу я так думать и о тебе.
Может, я не права, не знаю, но таким способом я пытаюсь избегать всего
этого.