7 / 10
Þáèëåè
¹3-4 – 2015 ã
7
Ê þáèëåþ ïîýòåññû
ПОЭТ
«…Я утром должен быть уверен,
что с вами днём увижусь я.»
А.С. Пушкин
Он из тех, кто страннее странного –
Не касаясь земного, низкого,
Из рассвета придёт туманного
С торбой, полной зерна и «вискаса».
Седовласый, в пальто захоженном,
Смотрит он в небеса и под ноги –
Только строки да твари Божии
Равно любы ему и дороги!
День сегодняшний, рифмой
встреченный –
Неотступной работы мужество…
Позади горький хмель и женщины,
Впереди – час прогулки дружеской!
Взгляд его – как души свечение –
Сотни, тысячи раз проверено…
Каждый день – и никак не менее! –
Я должна в этом быть уверена!..
***
Скачут блики по блочной стене..
Изумрудных травинок игра…
Светозарностью Клода Моне
Пропитались угодья двора.
Осень исподволь, робко желтит
Пышнокудрость берёзок и лип,
Воздух зыбко и нервно дрожит,
Расточителен солнечный нимб.
Напоён предоктябрьский чертог
Суетой эфемерных частиц,
Ткач-паук от трудов изнемог
Да мельканья невидимых спиц…
И открыт неприкрашенный клад
Средоточья земной лепоты
Нам, потратившим
пристальный взгляд
На извечного мира черты
И познавшим на выдохе лет,
Что гармонии вечна пора,
Но недолог рассеянный свет
Проходного, как осень, двора…
БОЛЬНИЧНЫЙ САД
Больничный сад уныло обнажён,
Покровом снежным будто
обезножен…
А карканьем скандалящих ворон
За окнами сон страждущих
встревожен.
Они недавно лишь возвращены
В условность зыбкой грани:
«быль» и «небыль»,
Им в окна непромытые видны
Кусок стены да серый панцирь
неба…
Но тем приятней резкий птичий
глас,
Похожий на размолвку «меж своими»:
Ведь этот «крак» – единственный
сейчас,
Роднящий оживающих с живыми.
Он робкую надежду подаёт
На одоленье немощей суровых,
На то, что за растворами ворот
Рассыплются страдания оковы!
И люди воскресающие ждут:
Вдруг за окно, где ветер свищет
тонко,
Раскатистое эхо донесёт
Cлучайный крик беспечного
ребёнка?..
Èðèíà Ñàçîíîâà
ÐÎÄÎÌ ÈÇ ÎÄÍÎÉ ÐÅÊÈ
***
Л.С.
Боль обескровила черты,
Недуг покров терпенья сдёрнул,
И всё труднее входишь ты
Под своды цифр, задач и формул.
Но входишь… в свет – из долгой
тьмы,
Наследуя в науку веру,
В мир, где пытливые умы
Обогащают ноосферу.
Глухого будущего страх
Превозмогаешь одоленьем,
Хоть зыбок выстраданный шаг
И сверхмучительно движенье!
Но постижения туннель
Найти – важней всего на свете!
До смертной точки эта цель…
Сквозь стон… И я тому – свидетель!
Мне непридуманно близки
Зовущие к вершинам струны –
Ведь родом из одной реки
Петрарка и Джордано Бруно!..
РАЗЛУКА
Дочери
Штамп на выезд в окне контроля –
Ты уходишь за грань стены!
Синий шарф, чемоданчик «ролли»,
Светлый локон – ещё видны…
Быть бесслёзной диктует разум,
Усмирить шатких нервов прыть
До того, как стрела «Люфтганзы»
Белоструйную пустит нить,
Свод Европы пронзив сверхскоро
И огней разноцветных сеть,
Приглушив переклик моторов,
Обуздает земную твердь…
А услышав сигнал знакомый
Прилетевшего
эсмээс
И прочтя в полутьме: «Я – дома», –
Одолею липучий стресс,
Полтора века назад Ф.Достоевский устами одного из своих
героев мучеников утверждал: «Красота спасёт мир». Но спасла
ли она кого-нибудь за всё это непредсказуемо катастрофическое
время? В чём для нас сегодня её уникальная ценность? Да и спо-
собны ли мы замечать и реагировать на неё в нашей сумбурной
современности? Все эти вопросы невольно возникли у меня, как
только я, ещё не открыв книгу стихов И. Сазоновой, прочитала
её название: «К живой красоте приникая».
Конечно, после того как нам открыли столько «тайн» изречён-
ной и потаённой красоты классики, а поэт ХХ века Н. Заболоцкий
поставил перед полемически философским вопросом:
«Сосуд
она, в котором пустота,/ Или огонь, мерцающий в сосуде?»
, речь
может идти о своеобразности подхода, пропущенном непосред-
ственно через переживания поэтической личности и встроенном
в наш ХХ1 трагический век. Но к какой красоте «приникает»
муза И. Сазоновой?
В её поэтическом сборнике три раздела: «Белоэтюдный ве-
чер», «Моя «кругосветка» и «Из книги «Наследница апреля».
Каждый из них разомкнут в пространство: во «внутрь» и «вне».
Последнее может быть и природной средой, и близким окруже-
нием, включая и «родословную», и тем, кто «повязан» словом
Любовь (Это слово автор произносит с большой буквы, придавая
ему святость: «Любовь есть Бог» – и отведя целый «венок соне-
тов»), и миром исторических ценностей: несравненный ли это
Крым, пристанище многих художников и поэтов, экзотическая
ли Испания с её обжигающей корридой или божественная Вена,
хранящая память «о гениях и злодеях» и вечно стремящаяся к
вершинам великого искусства, – всё это, как и многое другое,
становится объектами красоты в сборнике И.Сазоновой. И что
важно: всё это взято, не из вторых источников, а непосредственно
увидено и почувствовано.
Известно, что прекрасное вдохновляет, рождает мысли, от-
крывает поток «эмоций» и обращений к святому и светлому вот
как в этих строках:
«Молитесь продрогшей рябине, / К живой
красоте приникайте,/ В её заалевшем рубине/ Былые пожары
читайте!»
. Предвижу заранее, что такие откровенные сентенции
можно воспринимать и как назидательный пафос. И тогда, разуме-
ется, что-то снижается, утрачивая свой эстетический потенциал,
который призван расширять подтекст, пробуждать в читателе
нечто подспудно личное. Но в широком контексте их можно вос-
принимать как своего рода камертон к широко распахнутому миру
с его гармонией и неизбежным дисбалансом. Но как осваивает
всё это автор сборника?
Сразу замечу, не в метафорических выражениях и не в изящ-
ности эпитетов его оригинальность стихов (они подчас скупы, а
порою дают и открытые сбои:
хвосты припоздавшихся снов, му-
зыка вечно зелёных анархий, правоверная прыть, неуступчивые
ветры
). Не в неологизмах, этих сплетениях новых слов, которые
иногда врываются в стихотворный текст
(древострочное закли-
нание, слухонаитием смущённым, громогласные несогласья).
И
не в тех неудачных рифмах, которые порою досадно нарушают
гармоничное течение стиха (веерный душ – рифмующих душ,
прирастал – пазл). Она, прежде всего, в балладном строе, в тех ин-
теллектуальных сцеплениях, которые придают особую образную
выразительность динамике обозреваемых событий. В этом плане
к лучшим стихотворениям
я бы отнесла: «Лермонтов
в Тамани», «Толстой в Се-
вастополе», «Паустовский
в Крыму», «Домик Грина
в Старом Крыму», «Густав
Климт», «Неизвестная»,
«Римские мотивы», «В ста-
рой венской кофейне». Ра-
зумеется, каждая «теза»
требует своего подтверж-
дения. Потому возникает
и невольный вопрос: в чём
своеобразность этой, на-
пример, «балладности»?
Если лаконично, – в умении
захватить и, подобно смене
кинокадров на экране, эсте-
тически интерпретировать
творческие и жизненные
вехи личности. Передо мной
стихотворение «Лермонтов
в Тамани», где строки льются свободно, раскованно, лапидарно.
Сквозь «лиловую дымку» времени автор увидел:
Глухая мазанка на круче –
Сквозняк в разбившемся окне…
Гонимый скукою поручик…
Напев, летящий к вышине…
Убогого слепого очи…
Босой «ундины» манкий взор…
Опасность тайн ушедшей ночи…
Неосторожный разговор…
Порыв страстей неутоленных –
Лодчонки утлой шаткий борт…
Борьба двух тел ожесточенных!
Победы яростный аккорд!...
То есть. всё то, что вылилось у поэта в
«слов филигранные
полёты/ Под скрип гусиного пера»
. Эпилог точен и ёмок, а «Лер-
монтов в Тамани» впечатляет.
Конечно, «балладность» у И.Сазоновой не единственная
составляющая в её творчестве. Есть у неё ряд стихотворений
высокого напряжения, которые «обрываются» в самую бездну
чувств. Они лаконичны, поэтически выдержаны, в них кроется
тот «запал», который не оставляет равнодушным. Вот некоторые
ключевые строки из них:
«Лучше сгинуть в омуте невстреч,/
Вечного прощания удушья,/ Чем услышать вежливую речь/ С
каменным налётом равнодушья», «Но вопрос: это было?.. было?../
Перетёк в набегающий стих», «Моё десятилетие любви!/ Теперь
с поникшим парусом плыви!../ Но есть один сбывающийся час!»
…
Примечательно, что такая напряжённость может передаваться и
прерывистостью эмоций, когда слов от переполненности пережи-
ваний недостает и остаются только недомолвки или невольные
паузы (
«Я всё ещё… я всё ещё… я всё…/ Рисую утро, где с то-
бой витаю»
), и ускоренною сменой жестов, действий, объектов
(
«Пустеет кофейная чашка,/…Кивок… Эскалатор… Мороз»
), и
обобщениями, близкими к афористическим высказываниям типа:
«И открылось осеннее мне:/ Хороши только старые скрипки,/
Только старые вина в цене…»
. Но подчас сложность чувств весьма
велика, и объяснить их логикой «поступка» едва ли возможно. И
тогда возникает такого рода «альянс» откровения:
«Пора закрыть
проём в Эдемский сад. / Отринуть окаянную дорогу,/ Но хитрый
ум берёт ходы назад / И не спешит с раскаянием к Богу»
.
Жить и выживать в мире дисгармонии непросто. Но как пре-
красен он, такой неуютный и «тесный» для сердца! Потому и
никогда не мирился человек с своей быстротечностью, которая
как «самодостаточный феномен», ориентировала на любовь и неж-
ность к нему (М. Цветаева: «Ещё меня любите за то, что я умру»).
Тоска, разлука, одиночество всегда были самые ценные спутники
поэзии. Потому и сегодня так тревожат и захватывают строки
19-летнего А.Пушкина «Я пережил свои желанья, /Я разлюбил
свои мечты./ Остались мне одни страданья – / Плоды сердечной
пустоты. / Под бурями судьбы жестокой/ Увял цветущий мой ве-
нец. / Живу без счастья, одинокий,/ И жду придёт ли мой конец».
Или 22-х летнего С. Есенина: «Мы теперь уходим понемногу/ В
ту страну, где тишь и благодать». Эту традицию печали и земного
ухода русская поэзия никогда не утрачивала. У И.Сазоновой она
вылилась в стремлении «закрепить» себя, оставить свой «неза-
езженный след» на этой «вечной» земле, переплавив «тайный
жар» сердца в памятный стих (
«Но заспинный смеющийся ангел/
Нам прошепчет, крылами обвив:/– Не отказано смертному в
благе –/ Стать Бессмертным в стихах о любви!»
). Потому так
трепетно отношение автора к стиху, сублимирующему границы
двух миров: жизни бренной и смертной (
«В строке воспоминания
живучи! Не зря я над осколками дрожу»
). Собрать рассеянные в
пространстве «осколки» задача не из лёгких. И. Сазоновой здесь
многое удаётся. Любовь, Природа, Искусство для неё находятся
в одном ряду и в высоком понятии: но всё это нужно поставить
на свои места, упорядочить и придать особый статус.
Она довольно тонкий наблюдатель и аналитик, умеющий
подметить и тайную переменчивость природы, и её едва замет-
ные нюансы, при этом на уровне интеллекта (
«Светозарностью
Клода Моне /Пропитались угодья двора»
),скорее почувствовать,
чем увидеть, как
«недолга рассеянность света/ Проходного, как
осень двора»
, как
«воздух дрожит «зыбко и нервно»
, а зной
«ко-
пит силы неспешно»
, как лист катальпы
«отброшенным сердцем»,
«покружив, на дорогу упал»
, а туча
«недовольно и нагло целит
прищуренный глаз»
. В таком контексте стихотворения «Предново-
годнее убранство», «Рыжеликая осень-красотка», «Белосиянными
кострами» хочется перечитывать.
Вся эта природная «данность» питает и движет стихи И. Са-
зоновой, подобно «соку целительных отрав», создавая, в резуль-
тате, «сердцевину» художественного мира: «содружество любви
с литературой». Что, несомненно, зовётся «прекрасным».Прикос-
новение к нему состоялось. И пусть автор с грустью предрекает
себе:
«Но однажды Главный Режиссёр – /Снимет мой спектакль
с репертуара».
Лучшее всегда остаётся.
Людмила Малюкова
«О С Е Н Н И Й В И Н Т А Ж» НЕОСТЫВАЮЩИХ СТРОК
(О книге стихов И.Сазоновой «К ЖИВОЙ КРАСОТЕ ПРИНИКАЯ»)
Неусыпно-ночные муки –
И в привычную кинусь роль…
Двадцать вёсен и зим разлуки
Не умерят мне эту боль!..