Background Image
Previous Page  4 / 8 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 4 / 8 Next Page
Page Background

Ëèòåðàòóðíàÿ ñòðàíèöà

4

¹5 – 2012 ã

1

Я оглянусь… Ни дня не позабыто.

Ведь все они – в трёх временах круженье

обещанного клятвой продолженья

дня Первого!

Божественный, элитный,

он памятником стал любви открытой.

Все наши истины и заблужденья

тот первый день любви, как наважденье,

клеймил своей игрой, своей молитвой.

Ты хочешь выйти из игры? – Не пробуй!

Боишься странности? – Уже

мы странны:

одной любви две крохотные тайны,

огромной тайны – две любви!

Способных

на Первый день: обычный и особый –

из тех, что так похожи… на обманы.

2

Из тех, что так похожи на обманы,

день мартовский обманчивее всех!

Казалось бы – весна, восторг, успех…

Ан нет: зима

завистливо и пьяно

швыряет на подснежников поляны

от слёз раскисший, явно лишний, снег.

А нам с тобой всё смех,

всё – просто смех!

Любовь не зла, но, как весна, упряма

желаньем быть.

И – прыгая, кружась,

смеясь (чтоб посмеяться!) над избитым,

как шутка, снегом –

«дар» зимы сердитой

мы втаптываем в мартовскую грязь.

И шлёпаем, той грязи не боясь,

за праздником, цветами перевитым!

3

За праздником, цветами перевитым,

нагрянула нежданно, будто гром,

беда с нераспрямляемым горбом. –

У черта на куличках ей не сытно,

видать, без нас,

коль рвётся с целой свитой

отъявленных несчастий в божий дом!

А в доме кто? – В нём я и ты, вдвоём.

Но третий – лишний.

Наголо обрита

беда, с тузом бубновым на горбу,

уйдёт пуста: гостям престранным

любовь не подаётся на осанны!

Судьба хранит,

когда хранишь судьбу.

В горбу бедовом, как упырь в гробу,

… обыденности прячутся изъяны.

4

Обыденности прячутся изъяны

в немыслимых предвиденью местах!

и надеваю свадебный наряд,

и создаю полотна и романы…

Любовь одна воистину желанна!

И в дождь, и в звездопад, и в снегопад. –

Когда и без любви всему я рад.

Когда и от любви до слёз досадно.

Любовь одна

воистину мой свет.

Её – тот дом, тот сад и та ограда

в узорном разноцвете листопада,

ромашковый венок… или букет…

Всё, что ни есть, и всё, чего и нет!

Люблю, и это –

праздник, манна, ладан.

9

Люблю, и это – праздник.

Манна, ладан,

дороги звёздной млечность и Грааль –

на праздничном столе!..

Что за печаль

подсела в угол, ускользая взглядом?..

Неладно что-то. Или всё неладно.

А у неладного своя мораль,

и «донельзя» себя мне стало жаль…

Не мой ли Рыцарь,

не в ладу с укладом,

глядит

в непраздничную бесконечность?..

Не время ль

рядом замертво легло?..

Мы не смогли – оно не помогло

допить любви оставшуюся млечность.

И расползлось у ног моих, как вечность,

счастливых дней парное молоко.

10

Счастливых дней парное молоко

свернулось на губах горчащей крупкой. –

Я помню только боль; и стала хрупкой

душа моя от боли, как стекло.

На что сомненье душу обрекло?!

В последнем круге ада, вне поступка,

вне Слова Божьего,

мою голубку

оно бы… безнадёжной нарекло.

Бог даст – простит

за дерзкую надежду

спасти себя и путь, что был загадан. –

Наперекор сомнительным засадам,

всем вопреки подножкам и невеждам…

Бог даст – спасёт.

Спасу надежду прежде!

Любовь пусть будет памяти усладой.

11

Любовь пусть будет памяти усладой:

о чём ни вспомню – и легко, и сладко!

И мемуаров полнится тетрадка

зефиром или мёдом…

О, не падай,

слова не слипнутся! Сиропной серенадой

не растекутся приторно и гадко

и подло не раскрошатся помадкой…

Тебе смешно!..

Смеёшься, я и рада.

Не каменность запомнится – улыбка.

Мне в будущем лишь от неё светло.

И сколько б ни давило, ни секло

и ни кидало в жизни этой зыбкой –

Смешу тебя я!

Так легко, так пылко…

Чтоб стало и твоей душе легко.

12

Чтоб стало и твоей душе легко,

легчайшая, спустилась я с небес

Ãàëèíà Ñòóäåíèêèíà

Ðîìàøêîâûé âåíîê

Ê þáèëåþ ïîýòåññû

Венок сонетов

Был прочен мир, и был – в моих руках…

Я мнилась пред собою самой-самой…

И вдруг – иду

ко дну

бездонной ямы,

а «самость» половинят ох и ах.

Нет прочности в изъянистых мирах!

И новой

Афродитою из ванны

к тебе на перемирье выхожу…

Чего там, ладно, пусть не Афродита…

Ты – Мастер, я (и кстати!) Маргарита.

Лукаво по щеке твоей вожу

мимозой золотой… и не спешу

определять сознанье

только бытом!

5

Определять сознанье только бытом?..

А что определять небытием?..

Твой дух как мёртв: беспомощен и нем. –

Недолгою была за веру битва!

И, запахом необретённой мирты

взбешён, кричишь ты…

мне, себе… и «всем»,

что Бога нет, и «никаких проблем»…

А с высоты,

из Божьего зенита,

и скорбно, и заботливо скользит

к тебе любовь – моей слезой на раны.

Не отрекайся от любви так рьяно!

Спасут её

небытие и быт –

когда душа о той любви болит,

когда мы вскормлены небесной манной.

6

Когда мы вскормлены небесной манной,

наивно верим, будто всё на свете

полно любви!

Но попадаем в сети

и прочие бездушные капканы

иллюзии.

…На валике диванном,

шурша хвостом по сложенной газете,

разлёгся кот. Вот я, вот ты… Но дети…

Как Богом данное становится незваным?!

Дитя стучалось в сердце за любовью,

и звёзды сыпались небесным ситом!..

Мертво дитя.

Но мы молчим убито –

чужому пустословью и злословью

предав любовь и Божью, и сыновнюю…

Нет, Бог тут не при чём.

Как и обида.

7

Нет, Бог тут не при чём, как и обида:

пленимся сами сказочной судьбою.

…Мы розовый венок плели с тобою –

терновым голова моя овита.

Шипы – от роз,

от страсти – «Кумпарсита»…

Остатки сказки сдобрены, как солью,

слезою… И подслащены мольбою

продлить

любви неволю! Не испито:

мы страсти, не любви, отбыли срок.

А наши судьбы тем лишь идеальны,

что в них любовь.

И ты, мой гениальный,

как без… себя, без Музы одинок!

…Сплетём-ка мы

ромашковый венок!

Любовь – одна воистину реальна.

8

Любовь одна воистину реальна.

Когда я строю дом, сажаю сад,

в твой сад,

в твой ад –

в души дремучей лес.

Как к божеству, к тебе меня влекло

желанье чуда. То, что облекло

любовь мою в Меня!

Всех чёрных месс

оно сильней казалось… Но чудес,

теперь я знаю, быть и не могло.

Взлететь со мною ты, увы, не мог.

Свой камень – на душе –

считал ты кладом…

Хотя ему и проиграла Лада,

уже ей безразличен твой упрёк:

«От бед моих ты далека». –

Божок!

Ещё вчера была я

слишком рядом.

13

Ещё вчера была я слишком рядом…

Кто знает, сила это или слабость,

но мне играть в любовь – такая сладость,

что невозможно перестать!

И надо ль?..

Стена взошла и выросла средь сада,

как каменный цветок.

И оказалось:

я с этой стороны стены осталась,

а ты – с другой. Где сумерек прохлада,

где гаснет заревая полоса…

О главном же –

как будто так, мельком!..

И быстро по стене скольжу мелком,

как по скрижали: солнце, сад, глаза…

Всё то, о чём мне завтра не сказать. –

Я завтра буду

слишком далеко.

14

Я завтра буду слишком далеко:

твой шаг чуть-чуть короче,

мой – длиннее…

Прости, что расставаться я умею,

ведь это оставаться нелегко.

За квартал впереди, под тем окном,

что тёмной ночи кажется темнее,

шепну, что ни о чём я не жалею,

и первою

исчезну за углом. –

Последнею из собственных потерь.

Пока близки,

хотя уже не слиты…

Пока, ночною сыростью размыты,

почти вдвоём –

сквозь зелень, синь и серь…

Пока за мною не закрылась дверь…

Я оглянусь: «Ни дня не позабыто!»

15

Я оглянусь…

Ни дня не позабыто

из тех, что так похожи… на обманы:

за праздником, цветами перевитым,

обыденности прячутся изъяны.

Определять сознанье только бытом,

когда мы вскормлены небесной манной?!..

Нет, Бог тут не при чём, как и обида.

Любовь одна

воистину реальна!

Люблю, и это – праздник, манна, ладан –

счастливых дней парное молоко.

Любовь

пусть будет памяти усладой,

чтоб стало и твоей душе легко:

ещё вчера была я слишком рядом…

Я завтра буду

слишком далеко.