Background Image
Previous Page  5 / 8 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 5 / 8 Next Page
Page Background

Êðèòèêà, ëèòåðàòóðîâåäåíèå

5

¹6 – 2011

Стихи Галины Студеникиной – о любви, и только о любви,

даже если и о ком-то или о чём-то другом – всё равно о любви.

Тема – сверхтрудная, почти безнадёжная, обречённая на подража-

ния, вторичность чувств, перепевы, ибо о любви уже написаны

и пишутся миллионы стихов, и, вроде бы, ещё Шекспиром всё

сказано и сказать-то больше нечего. Но о чём же писать, как ни

о любви?! Все мы и всё земное – от любви и всё – на любви.

Великая, благородная тема, объединяющая всех нас!

Стихи Г. Студеникиной не похожи на всё, что пишется. Писать

иначе, чем другие

– в этом «закон» её творчества, хотя никаких

законов и догм в поэзии не должно быть: надо

«петь по-свойски,

даже как лягушка…»

(С. Есенин), и, вообще-то,

«в поэзии необ-

ходимо быть первым»

(из беседы с А. Вознесенским).

Скользить глазами по стихам Г. Студеникиной, проглатывая

их сразу, – увы, никакого наслаждения. Их нужно читать и пере-

читывать, а лучше –

про-жи-ва-ть!

Её стихи – это события души

героини, то есть самой Галины, ибо авторское «я» доподлинно

слито с «я» лирического образа, персонажа. Но душа – не «лебедь

спящий», а – экспрессивно-экспансивная, бесконечная, неожидан-

ная:

/« Господь! Крестом не становись меж нами,/ сердец не

сироти межами: / бессмертное на счастья малость /сердцами

этими менялось. / Любви поверивших помилуй ./…Оставь для

милого быть милой!/ Чтоб заповедями любыми/ всё неразлуч-

ны, всё любимы –/ всё под счастливым были мы крестом»/.

Это

– стихи-молитва на каждый день.

Любовь неизмерима умом или неразумностью, богатством

или нищетой; она – превыше всего, её всевластие в мире неоспо-

римо, чувства захлёстывают, полонят душу:

/«Как остаться

тут разумным,/ если чувств – невпроворот!/ Расступитесь,

толстосумы:/ Человек любовь несёт»./

Ты – во мне, а я – в тебе, я – это ты, ты – это я, – и потому

дела и расстояния не смогут свести на «нет» слияние любящих

душ – даже тогда, когда они разъединены на какое-то время, у

них не бывает разъединённости, одиночества, отчуждённости, а

уж когда снова вместе, то

«каждый промах нам прощён/ перед

собой, как перед Богом./

И души любящих неисчерпаемы, никто

на свете им не нужен, они поглощены даже одной простой бе-

седой

«глаза в глаза»,

которую можно, не замечая, длить и длить

бесконечно: когда вы любите друг друга, то весь мир – это ваш

единый мир, ни мгновения скуки, лишь бы быть вдвоём:

/«…Чай

стынет в розах из фарфора/ за не-скон-чань-ем разговора:/ нас

двое здесь, и это – много!»/.

…Двое в лодочке, как одно целое, и они нерасторжимо при-

частны к реке,

«к двум подлунным тихим теням», «лунному

дождю»

– ко всему, что их окружает, и чем они живы каждое мгно-

вение, и их озарило, что

«мир причастных спасёт КРАСОТА»:

«А спасать с ней втроём – втрое легче!/ И несёт наши души

теченьем/ на светлеющий быстро восток…/ Не постигшим

любовь невдомёк,/ как причастны мы к неба свеченью!»/.

Что же главное в любви? Героиня перепробовала все роли: она

была и

«изюмиста»

,

и

«бархатна»,

и

«шелковиста»,

и

«гибка»,

и «

праздничной ёлочкой»,

и

«преславной дюймовочкой…», –

но

угодить любимому мужчине не смогла. И что же: действовать от

противного? Войдя в роль

«львицы кровожадной»,

она поняла,

что

«жизнь распилена, загублена…»,

и как ни угождает теперь

ей мужчина – не угодит. И вдруг – как удар молнии (не поздно

ли?): что же мы угождаем друг другу, но

«никак не «угожда-

ется»,

живём игрою в угодников, а ведь всё гениально просто

на Белом Свете:

/«Мы, игрою утомлённые,/ сядем рядышком

влюблённые…/ Хорошо мне, знаю точно я, быть собой! –/ В

день этот солнечный/ мы друг другу… угодим»/.

Угодим – без

угождения. Стих

«Угождение»

искрящийся, светлый, добрый,

запоминающийся.

В день рождения

«по лепесткам души скатились росы»

,

и

героиня осмеливается

«подумать о себе, как о другом»: /«…себя

не смею, разве,/ собой поздравить, если всё кругом/ с росы – и

обо мне, и для меня!?..»/

И всё же это событие души освещено

лёгкой грустью: героиня одна, хотя ей

«до мурашек верится в

успех!»

Одиночество – это всегда мало, если двое – много!

Майский сад. Героиня –

«под гипнозом буйной вьюги лепест-

ковой».

Истинные мгновения земного счастья… Но оно – прехо-

ÌÎËÈÒÂÀ ËÞÁÂÈ

О поэзии Г. Студеникиной (Г, Студеникина. Меня хранишь…– Газета «ДП», №3, 2010, с. 4; С ладони солнца.– Там же, №4, 2011, с. 4)

Эссе

дяще, как и всё на земле:

/«Колокольный перезвон/ то со мной

кружит, то с маем…/ Божий нимб , я понимаю,/ темже чудом

осенён!/ Вдруг одним из лепестков/ смирно лягу среди сада –/

обо мне страдать не надо/ из-за майских пустяков…»/

…Не так уж всё безнадежно у двоих, хотя герой во власти

осени разочарований…Но

«нерастраченная нежность»

герои-

ни, ещё более одухотворённая весной, возродит любовь:

«Но в

весеннем – неразменном, / где оттаивают реки,/ нежноцветье

не тая, ты целуй – оттаю я, / разлепляя сонно веки:/ ты, ведь,

мой… Я – лишь твоя»/.

Никакого дидактизма – всё сбывается,

когда «женщина просит»…

«Не затаскивай меня во влюблённость, как на дыбу…»

душа героини открывается не воровскими отмычками на под-

бор:

«Ты её любовью тронь…/ Я проверю… и поверю,/ и сама

открою двери!/ Гнев и ревность урезонь –/ за тобой на сердце

бронь»/.

Взять бы всем мужчинам эту женскую исповедальность

«на вооружение» – увидели бы, что получилось…

Всё было-было в судьбе другой героини

(

«лунное, заумное»,

«узы и объятия»

,

да и сейчас

«мутное-беспутное»

,

очевидно,

влечет её, но, несмотря ни на что, её любимый в любую минуту

как бы рядом с ней:

/«Любви фантомной мантией/ от мутно-

го-беспутного/ хранишь святуютишь./ Меня хранишь.»/

Стих

(четырежды!) пронизан лейтмотивом:

«Меня хранишь».

Это

– тоже молитва с подтекстом: храни меня, храни всегда, каждое

мгновение, и я буду с тобой…

Разумом мы понимаем, что

«всё в этом мире обречено»

(А.И. Солженицын), что, как говорят, умереть – это присоединиться к

большинству, но сердцем… сердцем понять не можем, особенно

когда уходят в иной мир наши близкие, скажем, наша мама…

Читая стих

«Мама,

здравствуй!»

Г. Студеникиной, невольно

переживаешь боль не от каких-то литературных изысков или

нагнетания тоски и грусти, а от самых простых и самых искренних

слов:

/«Никогда больше маме/ я уже не скажу: «Мама,

здравствуй»…/

Но…

/«В отчий дом, связь храня поколений,/

я войду … и наследую сказку,/ и тепла материнского гений:/

– Мама, здравствуй!»/

И – боль потихонечку проходит: всё

проходит, всё временно, кроме МАМЫ, кроме любви к ней…

Все в этом мире

«фиалковое»,

ибо с детства весь мир для

героини (и дым, и мамин газовый платок, и цветы, и даже дух

всего окружающего…) казалось фиалковым счастьем –

«с мамой

заодно…»,

и оно вело их в кино. Не дано ли это свыше, коль:

/«И всё равно о чём, о ком кино и этот мир,/ Когда фиалковый

кумир сквозь окон ряд…/ сквозь ряд икон…/ ведёт, ведёт меня

в кино!».

...Березовый листок, приклеившийся к оконном стеклу…

Как поцелуй…И этот листок вызывает столько ассоциативных

размышлений (конца всего детского, беспечности, лета…),

что кажется не знáком всего уходяще-сокровенного, что было

невыразимо дорого для героини, а – знáком обновления чувств,

мыслей, сил – всё достигаемо, всё возможно, и последняя

строфа – как выстраданная искренность:

«Ведь первоклассным

человеком во сто раз(!)/ важнее быть, чем просто человеком./

Вся жизнь была для этого разбегом:/ сегодня я … взлетаю в

первый класс! Класс!..»/

Первый класс –как исповедальня пережитого, как лечебница

души, как образ течения времени, образ любви, зовущий нас к

творению жизни…

Луч солнца,

«как знак явленной победы».

Луч жизни, луч

всего светлого, радостного, доброго, счастливого, восходящего

на земле…

«Любви ручей, текущий с ладони солнца!».

Он мог

не родиться, остаться тьмой. Но пробился к нам, даруя новый

день… А день не прожитый – как вечность…

Героиня ощущает, что Время ей

«дозволило побыть в при-

чинный час

рождения Великого Поэта»,

и

«приобщенье это

– как божий дар!..»,

и потому:

«Доверьем не кичась, я со все-

ленной вовремя и в лад/ несу к Земле потоком звёздной лавы/

сознанье гениальнейшего сплава:/ маэстро, Пушкин Александр,

виват!– / твори мытарством гения и славы!»/

Именно

«сознанье гениальнейшего сплава»

помогает таланту

Г. Студеникиной создавать динамичные, антибанальные и анти-

анимичные стихи. Как бы опасаясь, что читатель не поймет её

главную мысль, она каждый стих, как любимое дитя, нарекает

именем – дает название. Хотя это и не обязательно, И, наоборот,

в какой-то мере может обеднять стих.

Её стихи «мускулисты», плотны, «остры», бег строк ускорен,

мудро-хаотичен, как сама жизнь; её стихи – как вспышки молнии,

нельзя предугадать, как будут течь мысли поэта, какая будет кон-

цовка. Г. Студеникина – прекрасный мастер-огранщик: рифмы не

выпячиваются, не бьют по глазам, они – в единой «кровеносной»

системе стиха. Экспрессия достигается «мозаичностью» деталей

и мыслей, пустотами и умолчаниями (частые тире и многоточия),

которые нередко говорят больше, чем слова; короткими, рублен-

ными предложениями… Избитым, затёртым словам она умеет

возвращать первозданный смысл и «блеск».

Её стихи не только живописны, метафоричны, но и афорис-

тичны, их можно «растаскивать» на пословицы и поговорки, как,

в свое время, «растаскали» поэму «Горе от ума» А.С. Грибоедова.

Вдумайтесь:

«Неумён, кто не богат…», «Бессеребрянику впору

дела сладить, но – не лад!», «Как остаться тут разумным, если

чувств – невпроворот!», «Нет, нам не жизнь – по одному», «И

никак не «угождается», если пасмурностью чаяться!», «Любо-

вью снимается вето…», «Душа беснуется – так вой!», «Нрав

не сминается, как шерсть…», «Твори мытарством гения и

славы», «Ты целуй – оттаю я», «Время – страшная вещица!..

И ему пора лечиться», «Всё сам по себе выбирай», «Ведь пер-

воклассным человеком во сто раз(!) важнее быть, чем просто

человеком», «Не постигшим любовь невдомёк, как причастны

мы к небу свеченья!»…

Механизм мастерски созданных стихов Г. Студеникиной для

читателей невидим – в этом и есть проявление таланта. Но луч-

ше мне не быть «толмачом» стихов, какие создает поэт Божьей

милостью: стихи намного философичнее, шире и глубже, чем

то, что я увидел в каждом из них. Приглашаю всех читателей раз-

делить со мной счастье открытия поэта Галины Студеникиной

– прожить, вместе с ней, её стихи, удостоив своей душой её душу.

Жизнь слишком коротка, поэтому её душа, живущая в стихах, как

бы пытается освободить людей от страха неудачи, от несмелос-

ти жить счастливо и радостно, она говорит нам: вы тоже можете

любить и жить так же, как я; не позволяйте быть несчастными,

вознаграждайте себя первичностью чувств; разрушайте границы

обыденного видения и восприятия…

Николай ПОЛЯКОВ, поэт, член Союза журналистов

России, г. Брянск. 9 июня 2011 года.

Материал дан в сокращённом варианте.

Русская литература традиционно была общенациональной

и региональной (провинциальной). Есть литературные ареалы,

рисующие региональные традиции, условия жизни и быта, ха-

рактеры местных жителей. Донская литература стоит в этом

отношении особняком, благодаря особому взгляду на жизнь,

собственному способу описания действительности. Но что такое

сейчас донская литература? Кто её создаёт и кому она нужна? И

нужна ли вообще?

Часто ли современный, особенно молодой, читатель задаётся

подобными вопросами? За последние годы жизненные приорите-

ты и интересы настолько изменились, что люди перестали обра-

щать внимание на литературу, как, впрочем, и на театр, живопись...

Об этом часто говорится и по радио, и по телевидению, пишется

в газетах. Многие кивают и подтверждают: да, действительно,

общество мельчает... и – бегут дальше по своим делам. Всё боль-

шую популярность набирают утопичные романы о красивой

жизни, фэнтэзи про другие миры с выдуманными существами и

пространные советы о том, как быстро заработать много денег,

Äîíñêàÿ ëèòåðàòóðà áåç êàçà÷üèõ ñþæåòîâ

прикладывая при этом минимум усилий. Такие книги быстро

становятся бестселлерами, люди с удовольствием платят деньги

за несуществующую реальность. Занимаясь ежедневным самооб-

маном, идя по головам других в вечных поисках материального

обогащения и иллюзорного идеализма, они думают только о свет-

лом и беззаботном будущем, которое вовсю предвещает реклама. И

мало у кого есть силы вовремя остановиться, глубоко вздохнуть

во всю глубину лёгких, оглянуться по сторонам. Изо дня в день

мы теряем крупицу себя. А ведь совсем необязательно отрекаться

от дел и забот, чтобы прочувствовать всю полноту жизни. Доста-

точно снова

стать человеком

, а не машиной по добыче денег и

потреблению благ.

К счастью, в нашем обществе остались люди, хранящие не-

когда утраченные идеалы. Донские писатели – люди, которые

чувствуют и остроту, и вкус жизни, несмотря ни на что. Эти люди

наделены особым даром – они сохранили в себе способность за-

мечать малейшие детали жизни, её волнения, всплески, причём

делают они это мастерски. Вот только почему же общество небла-

госклонно и с таким предубеждением относится к их творчеству?

Вопрос сложный... Дело в том, что донская литература ассоции-

руется с традиционной темой казачества, идеалами, событиями

давно ушедших лет. А это никак не роднится с литературными

предпочтениями современного читателя, он априори считает

такие тексты скучными и бесполезными. Но стоит ему прочи-

тать пару-тройку произведений наших писателей, как он тут же

убедится, что всё обстоит совершенно иначе. Писатели Дона

разрабатывают и общечеловеческие, не замкнутые в привычных

географических границах,традиции. В их текстах отражены ре-

алии проблем настоящего времени. Возьмём для примера три

рассказа из недавно увидевших свет произведений Василия Во-

ронова, Николая Бусленко, Алексея Глазунова.

В короткой новелле «Варшавянка» (Воронов В. Солнце иг-

рает. Ростов н/Д, «Донской писатель», 2010) Василий Воронов

описывает маленький эпизод, видимо, своей жизни, когда автор

с коллегами по цеху прилетел на международную конференцию

в Варшаву. Их сопровождает переводчица, пани Анита. Всего

несколькими строками – но как! – автор описал её мощный ха-

рактер, скрывающийся за жизнерадостной ироничной улыбкой.

Ëèòåðàòóðíîå îáîçðåíèå

(Îêîí÷àíèå íàñòð. 8)